|
. Какое чувство может пробудить подобная женщина в таком мужчине, как мой отец? Не он ли тратит свое семя на окружающих его женщин? У него много детей, но ни одного ребенка, которого он мог бы назвать своим законным сыном и наследником престола. Я – его сын. Он признает меня своим сыном, он пожаловал мне титулы барона Тиндейла, графа Донкастера и герцога Монмута. Я по положению старше всех герцогов, за исключением герцогов королевской крови. Я имею право на королевский герб – увы, с этой злополучной косой полосой, и все же это показывает, как приятно королю почтить меня титулом. Почему бы ему не сделать меня своим законным наследником, если ясно, что эта португалка никогда ему не родит?»
О, Джемми, думал Карл, я бы хотел, чтобы это было возможно… Но, право, не переусердствовал ли он из-за своей любви в проявлении благосклонности к этому порывистому юноше, которому еще нет и двадцати и коего все ласкают из-за любви к нему короля? Как часто Карл видел в нем его восхитительную мать – кареглазую красотку Люси! Люси, казалось, была идеальной возлюбленной для юноши, каким Карл являлся в те далекие дни изгнания. Это было до того, как он потерпел поражение в Вустера. Он любил Люси, недолго, но любил, а она обманула его. Бедная Люси! Мог ли он винить ее, если сам не часто держал свое слово? И от той связи остался этот красивый юноша. Он рад, что любил Люси. Он бы давно забыл ее, ибо так много было после нее возлюбленных, но как же ее не вспоминать, если она живет в этом красивом мальчике? Иаков унаследовал красоту своей матери и, увы, ее же ум. Бедный Джемми! Он никогда не сможет достойно ответить на остроты Рочестера, Малгрейва, Бекингема и прочих. Однако он преуспел в вольтижировке, прыжках, танцах и уже хорошо зарекомендовал себя в обращении с дамами. Сейчас Карл счел необходимым напомнить Иакову о скромном положении его матери, чтобы он не возносился в своих мечтах слишком высоко. – Вот в такой же день, как сегодня, Энн Хилл привезла тебя ко мне, Джемми, – сказал он. – Это было задолго до того, как я вновь обрел свое королевство, как ты знаешь. Был я бедным изгнанником, когда встретился со своим малолетним сыном. Ты оказался бойким мальчуганом, и я гордился тобой. Мне хотелось, чтобы твоя мать была женщиной, на которой я мог бы жениться, и чтобы ты мог быть моим законным сыном. Но, увы, это было не так. Твоя мать умерла в нищете в Париже, Джемми, и ты был с ней. Что было бы с тобой, если бы славная Энн Хилл не привезла тебя и твою сестру Мэри ко мне, я не знаю. Иаков старался не хмуриться, но ему не нравилось, когда ему напоминали о матери. – Это было очень давно, – сказал он. – Люди никогда не вспоминают мою мать, и Ваше Величество тоже почти забыли ее. – Тогда мне думалось, что я не забуду ее, пока ты будешь оставаться со мной и напоминать мне о ней… Они помолчали; неожиданно подняв глаза, король увидел, как к нему подходит брат. Он улыбнулся. Он любил брата Джеймса, герцога Йоркского, но никогда не мог освободиться от чувства легкого презрения к нему. Джеймс, как ему казалось, был во всем неловок – и неуклюжий физически, и несообразительный… Он оказался плохим дипломатом, бедняга Джеймс, и совершенно постыдно пребывал под каблуком у своей жены – Анны Гайд, дочери опального Кларендона. – Как! – воскликнул Карл. – Еще одна ранняя пташка? – Ваше Величество подает нам пример, – ответил герцог, – и мы должны ему следовать. Я увидел вас из дворца. – Ну, доброе утро, Иаков. Мы как раз собирались взглянуть на мои лекарственные растения. Не присоединитесь ли вы к нам? – Как вам будет угодно, сир. У Карла невольно менялось выражение лица, когда он переводил взгляд с одного из них на другого, шагавших с ним рядом: молодой Иаков, красивый, мрачный и отчужденный, которому не удается скрыть раздражение из-за того, что им помешали побыть вдвоем; старший Иаков, гораздо менее красивый, тоже не сумевший скрыть своих чувств – выражение его лица ясно говорило о недоверии к юному Монмуту и о чрезвычайном интересе к предмету разговора этого молодого человека со своим отцом. |
