– За мораль, – мягко поправил Итан. – Человек высокого положения должен знать разницу. Вам не место в правительстве, Дженкин. Ни один человек, который меняет свои моральные устои так же просто, как одежду, не должен властвовать над жизнями других людей.

На него снизошли покой и лёгкость, будто он освободился от бремени, которое тащил в течение многих лет. Итан взглянул на Гарретт, которая рассматривала предметы, расставленные на каминной полке, и почувствовал прилив нежности, смешанной с желанием. Всё, чего он хотел, это забрать её отсюда и найти где-нибудь кровать, где угодно. Не для того, чтобы заняться любовью... по крайней мере, пока... Он жаждал заключить любимую в объятия и заснуть.

Итан достал из жилета карманные часы и сверил время. Час тридцать утра.

– Газеты уже ушли в печать, – небрежно кинул он. – Один из редакторов "Таймс" сказал мне, что они могут выпускать двадцать тысяч экземпляров в час. Это означает, что станки отпечатают, по крайней мере, шестьдесят, возможно, семьдесят тысяч экземпляров к утру. Надеюсь, они правильно написали ваше имя. Я старательно вывел его на бумаге, на всякий случай.

Дженкин медленно отложил сигару на хрустальное блюдо, уставившись на своего ученика с поднимающейся яростью.

– Я почти забыл упомянуть о сегодняшней встрече, – сказал Итан. – У меня было полно интересных фактов, и журналисты очень хотели их услышать.

– Ты блефуешь, – сказал Дженкин, его лицо потемнело от негодования.

– Скоро мы это выясним.

Итан начал засовывать карманные часы обратно в жилет и чуть не уронил их, перепуганный звуком предмета прорезающего воздух, тошнотворного тупого удара по плоти, треска костей и крика боли.

Итан напрягся всем телом, готовясь дать отпор, но остановился в ответ на жест Гарретт. Она стояла рядом с Дженкином с кочергой в руке, в то время как пожилой мужчина согнулся пополам в кресле, схватившись за предплечье и вскрикивал от мучительной боли.

– Я целилась, по крайней мере, на три дюйма выше, – сказала Гарретт и возмущённо нахмурилась, глядя на железо в руке. – Наверное, потому, что она тяжелее моей трости.

– Зачем ты это сделала? – удивлённо спросил Итан.

Она взяла со стола какой-то предмет и показала ему.

– Вот что было вмонтировано в подставку для сигар. Он вынул его, когда зажигал сигару.

Когда Итан подошёл забрать у неё пистолет, Гарретт проговорила:

– Сэр Джаспер, кажется, верит, что создал тебя, и поэтому имеет право уничтожить. – Она посмотрела на стонущего в кресле человека холодными зелёными глазами и решительно сказала: – Он не прав по обоим пунктам.

В комнату ворвались дворецкий и лакей, за ними сразу же вбежали два охранника склада. Гостиная разразилась вопросами и криками, Гарретт отступила, позволяя Итану совладать с неразберихой.

– После того, как всё закончится, дорогой, – спросила она, повысив голос, чтобы он смог расслышать её поверх шума, – не могли бы мы найти место, где тебя никто не захочет пристрелить?

Глава 25

В последующие бурные дни у Гарретт обнаружилось множество причин для радости. Отец вернулся из отпуска в поместье герцога Кингстона на морском побережье, и, оказалось, что оздоровительные солнечные и морские ванны на свежем воздухе сотворили с ним чудеса. Его щёки подрумянились, он немного прибавил в весе, и пребывал в приподнятом настроении. По словам Элизы, которая также посвежела и светилась здоровьем, герцог и герцогиня, и все члены семьи Шаллон, портили, баловали и превозносили Стэнли Гибсона.

– Они смеялись над всеми его шутками, – рассказывала Элиза, – даже над той старой, про попугая.