Одним из основополагающих правил передвижения по опасным районам города считалось выглядеть уверенно. А она остановилась на углу улицы, её ноги отяжелели, словно свинец. Чем она занималась? Что это за ужасное чувство внутри? Печаль, окутанная тоской. Пустое чувство, которое ни одно чёртово хобби или отпуск никогда не изгонит.

Возможно, ей стоит навестить Хелен без предупреждения, к чёрту манеры. Подруга выслушает её переживания и будет знать, что сказать. Но нет... это приведёт лишь к новым призывам встретиться с Уэстоном Рэвенелом, заменителем мужчины, которого она действительно хотела увидеть... аморального, озабоченного правительственного убийцу с ямочкой на щеке.

Гарретт перебрала в голове обрывки разговоров за последнюю неделю:

"Никто не знает, на чьей он стороне. Но тебе не стоит иметь с ним дело”.

"Рэнсом - хладнокровный головорез, чья душа отправится в ад..."

"Если бы он встречался с тобой тайно, куда бы это завело?"

И тихий голос Рэнсома: "Я не вижу в вас изъянов".

Не сходя с места, в плену таинственной щемящей боли, Гарретт слышала, как кто-то ссориться на соседней улице, рёв осла, крики продавца водяного кресса, катившего свою тележку по тротуару. Слившиеся воедино, шумы города заполняли каждую пробегающую секунду, пока Лондон сбрасывал с себя дневную суматоху и облачался в бурлящий восторг тёплой летней ночи. Город казался пузатым и процветающим подлецом. Обутый в кирпич и сталь, одетый в плотный плащ из фабричного дыма он хранил миллион секретов в своих карманах. Гарретт любила его, весь целиком, от купола Собора Святого Павла до крысы в сточной канаве. Лондона, друзей и работы ей всегда было достаточно. До недавних пор.

– Вот бы... – прошептала она, и закусила губу.

Где сейчас находился Рэнсом?

Наверное, любовь к канализационной крысе зашла слишком далеко.

Вот бы... она никогда не произносила этих слов.

Если закрыть глаза, чего бы она, конечно же, не стала делать в районе, где находилось три тюрьмы, то ей казалось, будто она действительно сможет его увидеть, словно изображение в хрустальном шаре гадалки.

Гарретт с удивлением обнаружила, что держит в руке серебряный полицейский свисток. Даже не подозревая об этом, она вынула его из кармана жакета. Гарретт потёрла большим пальцем блестящую поверхность.

Повинуясь безумному порыву, она поднесла свисток к губам и быстро в него дунула. Не сильно, чтобы не подать тревожный сигнал констеблю, всего лишь издала короткий свист. Она закрыла глаза и досчитала до трёх, ожидая и прислушиваясь, не приближаются ли шаги.

О, вот бы, вот бы...

Ничего не произошло.

Её ресницы поднялись. Никого не было.

Пришло время вернуться домой. Она угрюмо засунула свисток обратно в карман, сняла трость с левой руки и повернулась, чтобы уйти.

И тут она упёрлась в стену и выронила кожаную сумку. У неё вырвалось глухое восклицание:

– Боже всемогущий!

Это была не стена. А мужчина. Её лицо уткнулось в широкую грудь.

Прежде чем она полностью осознала, что произошло, её тело уже узнало ощущение этих тугих, мощных мышц, больших рук, крепко сжимающих Гарретт, чистый мужской запах, который был лучшим ароматом в мире. Он быстро и тщательно оглядел её тёмно-синими глазами, убеждаясь, что она в порядке.

Рэнсом.

Он всё-таки за ней следил. У неё вырвался тихий нервный смешок. Когда она посмотрела на его суровое лицо, её захлестнуло приятное возбуждение, словно ей сделали инъекцию прямо в артерию. Гарретт шокировало то, как хорошо ей было с ним вместе. Душа взмыла ввысь.

– Этот свисток только на тот случай, если вам понадобится помощь, – тихо проговорил Рэнсом.