Он перевел взгляд на Бринкера.

– Оно почти не отличается от вашей «метки-1». Не могу понять, что вы изменили?

– Присмотритесь получше к оболочке, – предложил белокурый ученый.

Смит кивнул, подсел к консоли микроскопа и легкими прикосновениями к вспомогательной клавиатуре принялся постепенно наращивать увеличение одного из участков оболочки.

– Так… – протянул он. – Она шершавая, не гладкая. Вижу, что здесь какая-то тонкая молекулярная пленка. – Он нахмурился. – Ее структура кажется мне до отвращения знакомой… только не могу сообразить, где я видел ее раньше.

– Основная идея посетила Рави, как внезапное озарение, – объяснил высокий белокурый исследователь. – И, как это бывает со всеми прекрасными идеями, кажется невероятно простой и совершенно очевидной. По крайней мере, после того, как все произошло. – Он пожал плечами. – Постарайтесь представить себе такую маленькую стервочку – резистентную бактерию staphylococcus aureus. Ну-ка, вспомните, как скрывается она от иммунной системы?

– У нее клеточные мембраны покрыты полисахаридами, – быстро ответил Смит. Он снова уставился на экран. – О, ради всего святого…

Парих кивнул, не скрывая удовлетворения.

– Наши «метки-2» засахарены самым наилучшим образом. Точно так же, как дорогие пилюли.

Смит негромко присвистнул.

– Ну, парни, это блеск. Совершенный блеск!

– Без ложной скромности скажу, что мы с вами согласны, – отозвался Бринкер. Он положил руку на экран монитора. – Эта красотка – «метка-2», которую вы здесь видите, должна заработать. По крайней мере, в теории.

– А на практике? – осведомился Смит.

Рави Парих указал на другой монитор. Этот был размером с широкоэкранный телевизор и показывал стеклянный ящик с двойными стенками, стоявший на лабораторном столе в «чистой» гермозоне.

– Именно это мы и намереваемся узнать, полковник. Мы почти без перерывов проработали последние тридцать шесть часов – создавали новые нанофаги, чтобы их хватило для опыта.

Смит кивнул. Наноустройства, конечно же, не собирали по одному при помощи микроскопического пинцета и клея для соединения атомов. Их изготавливали десятками или сотнями миллионов, а то и миллиардами, используя биохимические и ферментативные процессы, точно регулируемые путем контроля водородного показателя, температуры и давления. Различные элементы выращивались в различных растворах при различных условиях. Сначала в одном резервуаре формировалась основная структура, избыток смывался, и полупродукт перемещался в другую химическую ванну, где выращивалась следующая деталь конструкции. При этом требовались постоянный контроль и точнейшее, до долей секунды, соблюдение временного графика.

Трое мужчин придвинулись поближе к монитору. В ящичке с двойными стеклянными стенкам находилась дюжина белых мышей. Половина из них были вялыми, изнуренными раковыми и еще не достигшими этой стадии опухолями, которые были выращены у них искусственно. Остальные шесть – здоровые, контрольная группа – суетливо бегали по клетке в поисках выхода. Все животные были снабжены цветными метками, позволявшими безошибочно идентифицировать каждое из них. Вокруг контейнера стояли видеокамеры и множество других устройств, дающих возможность зарегистрировать каждый момент эксперимента.