Изменить размер шрифта - +
Впрочем, равновесие разума и чувств вряд ли достижимо у отдельной личности. Но для человечества в целом это должно быть обязательным условием, и вот с этим у нас в последнее время не совсем благополучно. Вы не задавались вопросом, почему у нас так мало по-настоящему крупных поэтов, писателей, музыкантов, художников?

— Бурри, — вдруг встрепенулась Лидия, — почему бы тебе не поговорить с Морависом? Я думаю, мнение величайшего из современных художников было бы интересно Комиссии.

— Это было бы замечательно, но если все, кого одолевают сомнения, начнут приезжать к нему, когда же он будет работать?

— У тебя особый случай, Бурри, — сказал уверенно Фарг. — Разве Моравису все равно, останется ли Земля зеленой планетой или превратится в сплошной фотоэлектрический приемник?

Лидия поднялась.

— Пойдемте, — сказала она, — я сегодня что-то устала.

— Да, налицо явное нарушение режима, предписанного Инструкцией. Ведь ты сегодня летала, как я забыл об этом! — сокрушенно пожал плечами Фарг.

Проходя мимо опалового озера, Бурри сказал:

— Если вы не возражаете, я возьму Эрика с собой.

— Зачем? — спросила Лидия.

— Он должен помочь нам в работе с Мозгом.

— Неужели члены Комиссии сами не могут справиться? — ехидно спросил Фарг, открывая дверцу машины. Лидия невесело рассмеялась и заняла место за ручкой управления.

Бурри промолчал и осторожно опустился рядом с Фаргом, стараясь не задеть его больную руку.

Машина мягко тронулась с места и, быстро набирая скорость, вынеслась на широкую магистраль со слабо светящимся покрытием.

 

6

Храмов и Бурри стояли на краю огромной равнины. Синевато-зеленая трава колыхалась под порывами ветра, по ней бежали длинные торопливые волны, как по неглубокому озеру. Храмов беспокойно расхаживал и иногда, останавливаясь, напряженно вглядывался вдаль. Позади него стоял хмурый Бурри и смотрел себе под ноги. За спиной у них была березовая роща, зеленая, с ослепительно белыми стволами деревьев.

Вдруг Храмов оживился. Издали, от горизонта, занимая всю видимую ширь, тяжело катился черный поток. Лихорадочными порывами заметался по степи ветер, в воздухе носились сухие листья, кричали птицы.

— Вот оно! — тыча пальцем в горизонт, восклицал Храмов. — Вот оно, торжество разума и логики, конец извечного хаоса!

Равнина исчезала под черным искрящимся покровом. Вот уже стало видно, что это бархатисто-угольная масса с множеством сверкающих антрацитовым блеском пузырьков. Она несла с собой беспросветную тишину.

Степь умирала, беспорядочно трепеща своими травами, кровоточа алыми скоплениями цветов, обреченно крича голосами птиц и животных.

— Саморазмножающиеся фотоэлектрические элементы! — торжествующе кричал Храмов. — Это океан энергии, бездна экспериментов!

В возбуждении он топал ногами, хватал Бурри за рукав.

— Поздравляю, коллега, ваш Великий Мозг — гений!

Черный покров наступал беззвучно и безостановочно. Вот он уже охватил рощу, и деревья стали осыпаться, белые стволы как будто обуглились, и голые ветви тоскливо взывали к небу, словно костлявые вскинутые руки...

Проснувшись, Лидия долго лежала, все еще ощущая беспомощный ужас. Было еще рано. Сквозь полупрозрачную стену лился мягкий серый свет. Мимо дома неторопливо прошли соседи, дед с внуком. Оба они работали в клинике, оба были хирургами. Гравий сухо поскрипывал под их ногами, ясно были слышны их негромкие голоса. Они возвращались после ночного дежурства.

— ...не станет отрицать значения врачебной интуиции даже сейчас, когда диагностическая аппаратура почти достигла совершенства. В доказательство приведу один пример из собственной практики... — поучающе говорил дед.

Быстрый переход