— Что я тебе говорил, Черномазый? — сказал Тяжеловес. — Она еще ничего, ядреная бабенка. Лучше любой чунчи.

— У тебя одно на уме, — сказал Черномазый. — Ну и зануда ты, Тяжеловес.

— А если они не согласятся, старик? — сказал Фусия. — Что я буду делать, что со мной станется, Акилино?

— Не загадывай наперед, — сказал Акилино. — Если я найду того человека, которого я знаю, он нам поможет. И кроме того, с деньгами все можно уладить.

— Ты отдашь им все деньги? — сказал Фусия. — Не будь дураком, старик. Оставь себе кое-что, пригодится для торговли.

— Не хочу я твоих денег, — сказал Акилино. — Как обделаю это дело, вернусь в Икитос за товаром и поторгую малость, а когда все продам, приеду в Сан-Пабло навестить тебя.

— Почему ты со мной не разговариваешь? — сказала Лалита. — Я, что ли, съела консервы? Все тебе отдала. Не моя вина, что они кончились.

— Не хочется мне с тобой разговаривать, — сказал Фусия. — И есть не хочется. Перестань приставать и позови ачуалок.

— Хочешь, чтобы они нагрели воду? — сказала Лачита. — Они уже греют, я им велела. Съешь хоть кусочек рыбы, Фусия. Это бешенка, ее только что принес Хум.

— Почему ты не сделал, как я просил? — сказал Фусия. — Мне хотелось издали посмотреть на Икитос, хотя бы огни увидеть.

— Ты что, с ума сошел, друг? — сказал Акилино. — Захотел нарваться на патрульный катер? И кроме того, там меня все знают. Я хочу помочь тебе, но не попасть в тюрьму.

— А что собой представляет Сан-Пабло? — сказал Фусия. — Ты много раз там бывал, старик?

— Несколько раз, проездом, — сказал Акилино. — Дождей там бывает мало и болот нет. Но есть два Сан-Пабло, я был только в колонии — торговал. Ты будешь жить на другой стороне, километрах в двух оттуда.

— Там много христиан? — сказал Фусия. — Человек сто наберется, старик?

— Куда больше, — сказал Акилино. — В солнечные дни они разгуливают голыми по берегу. Наверное, им полезно солнце, а может, это они для того, чтобы разжалобить тех, кто проплывает мимо. Завидят лодку и начинают кричать, выпрашивать еду, сигареты. А если на них не обращаешь внимания, ругаются, швыряют камнями.

— Ты говоришь о них с отвращением, — сказал Фусия. — Я уверен, что ты оставишь меня в Сан-Пабло, и я тебя больше не увижу, старик.

— Я же тебе обещал приехать, — сказал Акилино. — Разве я хоть раз не сдержал слова?

— В первый раз не сдержишь, — сказал Фусия. — В первый и в последний, старик.

— Хочешь, я тебе помогу? — сказала Лалита. — Дай я сниму с тебя сапоги.

— Уйди отсюда, — сказал Фусия. — И не приходи, пока не позову.

Молча вошли ачуалки, неся две большие дымящиеся лохани. Они поставили их возле гамака, не глядя на Фусию, и вышли.

— Я же твоя жена, — сказала Лалита. — Не стыдись меня. Зачем мне уходить?

Фусия повернул голову и посмотрел на нее узкими как щелки, горящими злобой глазами — у, поганая лоретанка, шлюха проклятая.