— Что это с ними? — сказала Лалита. — Почему столько костров? Что они так шумят?

— Вернулись те, что ходили на охоту, хозяйка, — сказал Пантача. — Разве вы не видели женщин? Они целый день готовили масато, праздновать будут. Они хотят, чтобы хозяин тоже пришел. Почему он такой сердитый, хозяйка?

— Потому что не приехал дон Акилино, — сказала Лалита. — Консервы кончились, и выпивка тоже кончается.

— Прошло уже два месяца, как старик уехал, — сказал Пантача. — Видно, на этот раз уж он не вернется.

— Тебе-то не все равно? — сказала Лалита. — Теперь у тебя есть женщина, и тебе на все наплевать.

Пантача хохотнул, а в двери хижины показалась шапра с диадемой на голове, с браслетами на руках и лодыжках, с узорами на скулах и грудях. Она улыбнулась Лалите и села рядом с ней на крылечке.

— Она научилась говорить по-испански лучше, чем я, — сказал Пантача. — Она вас очень любит, хозяйка. Сейчас она напугана оттого, что вернулись уамбисы, которые ходили на охоту. Все боится их, как я ее ни успокаиваю.

Шапра указала рукой на заросли кустарника, скрывавшие обрыв: лоцман Ньевес. Он подходил с соломенной шляпой в руке, без рубашки, в засученных до колен штанах.

— Куда ты запропастился, тебя весь день не было видно, — сказал Пантача. — Рыбу ловил?

— Да, я спустился на Сантьяго, — сказал Ньевес. — Но мне не повезло. Гроза надвигается, и рыба уплывает или уходит вглубь.

Уамбисы вернулись, — сказал Пантача. — Сегодня ночью будут праздновать.

— Наверное, Хум поэтому и смылся, — сказал Ньевес. — Я видел, как он выходил из озера на своем каноэ.

Теперь дня два-три не покажется, — сказал Пантача. — Этот язычник тоже никак не избавится от страха перед уамбисами.

— Он не из трусливых, только не хочет, чтоб ему отрезали голову, — сказал лоцман. — Он знает, что, когда они напиваются, у них просыпается злоба против него.

Ты тоже пойдешь веселиться с язычниками? — сказала Лалита.

— Я очень устал, — сказал Ньевес, — пойду спать.

— Это запрещено, но иногда они выходят, — сказал Акилино. — Когда хотят чего-нибудь потребовать. Делают себе каноэ, спускают их на воду и подплывают к колонии. Мол, высадимся, если не будет по-нашему.

— А кто живет в колонии, старик? — сказал Фусия. — Там есть полицейские?

— Нет, полицейских я не видел, — сказал Акилино. — Там живут семьи. Жены, дети. Они обзавелись маленькими фермами.

— И их же семьи так брезгуют ими? — сказал Фусия. — Несмотря на то что это их родные, Акилино?

— Бывают случаи, когда родство не играет роли, — сказал Акилино. — Наверное, не могут свыкнуться, боятся заразиться.

— Но тогда, значит, никто их не навещает, — сказал Фусия. — Значит, посещения запрещены.

— Нет, нет, наоборот, их многие навещают, — сказал Акилино. — Надо только сначала влезть на баржу, где тебе дают кусок мыла, чтобы ты помылся, и заставляют снять свою одежду и надеть халат.

— Зачем ты меня уверяешь, старик, что приедешь повидаться со мной? — сказал Фусия.