Но пес не перестал сердиться.

— Ты чего это делаешь?! — прорычал он раздраженно. — Ты почему яблоню портишь, зараза рогатая?

Локкер растерялся.

— А это не едят? — спросил он виновато.

— Тебе козы сена принесли! — рявкнул пес. — Своего, между прочим. А ты тут деревья ломаешь!

У Локкера даже слезы на глаза навернулись. Ему было стыдно и невозможно сказать, что сено-то он как раз и не ест — не любит траву, да еще и сухую. Получается, что его приютили, а он тут все делает не так… козы же не виноваты, что не знают про сено. Они же сами его едят, а с лесными зверями никогда не встречались. Им — что лоси, что олени, что — вообще коровы…

Пес хотел еще что-то сказать, но между ним и лосёнком вдруг ниоткуда возникла Манефа и выручила Локкера из беды.

— С чего это ты решаешь, что моему сыну можно, а что нельзя? — сказала она очень тихо, щурясь — и это почему-то было очень страшно. — Оставь его в покое. Пусть лосёнок кормится. Чем захочет. Ты понял?

Пес зарычал, оскалив страшные белые клыки, которые ничуть не изменились при смене Ипостасей.

— Кошка! А тебе какое дело?

Манефа стремительно махнула рукой — и на носу пса осталась крохотная красная точка. Он схватился за нос и гавкнул возмущённо и обиженно:

— Ты что, Манефа? Больно же!

Манефа облизнула коготь:

— Ты наказан. За то, что цепляешься к маленьким. А сено это пусть козы сами едят. Можно подумать, я не видела, как они яблони обдирали, пока сад без присмотра стоял! Ты что, не помнишь, как новые деревца Хольвин покупал в деревне?

— Кошачьи дети, — буркнул пес хмуро, отпустил нос и почесал в затылке.

— Козы мне не дети, — фыркнула Манефа.

— Простите, — робко сказал Локкер, высовываясь из-за её спины. — Я не знал, что яблоню есть нельзя. Она вкусная…

Он ожидал, что пес рассердится еще больше, но тот отчего-то расхохотался, а за ним рассмеялась и Манефа. Локкер сконфузился вконец.

— Ну да! — гавкнул пес, все еще смеясь. — Козы, небось, тоже думают, что она вкусная, рогатое племя! Ладно уж, пусть — на первый раз. Сказать Хольвину, чтоб сад закрывал…

И ушел туда, на каменный двор, оставив Локкера и Манефу одних.

Манефа угрожающе занесла руку — и Локкер зажмурился: думал, она и его сейчас кольнёт когтем в нос, чтоб не портил деревьев. Но кошка чуть-чуть шлёпнула его по лбу тёплой мягкой ладонью:

— Эх, ты, простофиля, — сказала она ласково. — Псу позволил собой командовать! Вот так его надо было — шлёпнуть по дурной голове, чтоб знал, как в чужие дела лезть.

— Я так не умею, — печально сознался Локкер.

— А тут у тебя что растёт, когда ты в Младшем Облике? — рассмеялась Манефа, потрепав его по голове. — Рога или нет? Меня ты чем хотел забодать? Вот и им покажи, чтобы не смели командовать лесным зверем. Ты же сильный, ты страшный — никого не бойся. И не огорчайся. Я тебе завтрак принесла. Как чувствовала, что псы всё перепутают. Не перекидывайся — там человеческая еда.

Локкер улыбнулся, все еще чуть-чуть конфузясь, и кивнул.

И Хольвин тоже улыбался, глядя на них в окно: ну вот, Манефа не уйдёт. Теперь уже точно не уйдёт: у неё появилась забота.

Кошки — лучшие мамаши, в том числе — и приёмные.

Посредник

Локкер очнулся от тревожного сна.

Серый и мутный предутренний свет сочился в окно, прикрытое зеленой шторой, и всю комнатушку красил в зеленое — только не в такое, как трава, а в болезненную зелень лишайников на сухой ели.