В настоящее время наши азиатские друзья проникают в Россию по различным каналам. Самым распространенным является созданный российскими властями «облегченный» безвизовый вариант въезда под видом частных торговцев ширпотребом и продовольственными продуктами. Ввозить продукты из Китая является делом гораздо более выгодным, чем производить их на российской территории, хотя бы и в силу несравненно меньших издержек. Т. к. данный вариант въезда распространен практически повсеместно (от крупных городов до сельских поселков), то он приносит китайским гражданам никем не учитываемые и не облагаемые российскими налогами огромные доходы. Размеры сумм здесь весьма велики. Определенная часть этих денег тратится на приобретение СКВ и вывозится в Китай в виде наличности. Часть расходуется на покупку российских ценных бумаг и на скупку товаров длительного пользования, как-то: металлических бытовых и промышленных товаров и т. п. предметов, имеющих высокий спрос в Китае.

Очень любопытен источник китайской иммиграции. Если в конце XIX — начале XX века иммиграция шла в основном из провинции Шаньдун, а затем уже к ней подключилась Маньчжурия, то в настоящее время поставщиком человеческого ресурса в Россию является именно последняя. Так, подавляющее большинство (порядка 96 %) иммигрантов — жители северо-восточных китайских провинций Хэйлунцзян, Гирин, Внутренняя Монголия и Ляонин. Среди горожан, а их большинство в общем потоке, доминируют выходцы из провинции Хэйлунцзян. Из них больше половины — жители Харбина, есть приезжие из Хайлара и Айхоя. Таким образом, исходным ареалом миграции в Россию являются провинции исторической Маньчжурии, а юго-восточные, ханьские, регионы в этом движении не участвуют, между тем на сегодняшний момент они являются как наиболее развитыми, так и наиболее густозаселенными. Национальный состав бывших маньчжурских земель достаточно сильно отличается от состава юго-востока, даже несмотря на значительную миграцию сюда ханьцев после 1878 года, но об этом мы поговорим позже.

В ходе ознакомления с материалом автор уяснил одну весьма очевидную вещь. Китайская (здесь речь идет о государственной принадлежности, а не об этническом спектре) иммиграция инициирована, как в конце XIX века, так и в конце XX, самими российскими властями для решения российских же проблем. То, что решая одни проблемы, мы создаем новые, — ясно вполне. Однако, как бы там ни было, на практике присутствует вполне определенная политика ограничения оседания китайских подданных на территории России. Похоже, что местные и региональные власти отдают себе отчет в некоторых опасностях. Что касается вышестоящих властей и влиятельных группировок, то здесь ситуация предстает в более сложном виде. Мираж дешевизны и производительности китайской рабочей силы имеет весьма сильное действие. Кажется, некоторая часть российского правящего класса готова заселить Россию кем угодно, кто возьмет за свои услуги хотя бы на копейку меньше. И вряд ли многие задумываются о том, сколько придется заплатить потом.

Между тем самое интересное состоит в том, что Китай и собственно китайцы не проявляют особого энтузиазма по поводу отторжения, заселения и освоения Дальнего Востока и Сибири. «Но как же так? — спросите вы. — Разве Сибирь и Дальний Восток не являются богатейшими кладовыми минеральных ресурсов и не распаханной целиной, годной для ведения сельского хозяйства?»

Безусловно, любая территория, даже если это территория Сахары, представляет собой определенную ценность. В китайской (вернее хуннской) истории известен довольно любопытный казус белли.

«В то время, как Модэ вступил на престол, [дом] Дун-ху был в силе и цветущем состоянии. Получив известие, что Модэ убил отца и вступил на престол, Дун-ху отправил, к нему посланца сказать, что он желает получить тысячелийного коня, оставшегося после Туманя. Модэ потребовал совета у своих вельмож.