Когда подошел срок демобилизации, генерал долго уговаривал Виктора остаться на сверхсрочную службу. Но тут он проявил твердость, отказался. Не по нему была служба в армии. Не давала она чувства самостоятельности, что ли. Хотелось вернуться к железу, к станкам. Но расстались с генералом друзьями. Потом еще не раз встречались, когда генерал просил его в чем-нибудь помочь. А потом и генерал Виктору большую помощь оказал.

Но все это было уже потом, а сейчас Виктор вернулся на гражданку. Интересно, что все Бранниковы, кроме основателя их рода, в следующих поколениях в армии никогда не служили. Никогда не вступали ни в какие партии и кружки. С царизмом не боролись и революцию приняли довольно безразлично: железные дороги революция не отменяла. И они продолжали служить своему делу: железным дорогам, а не партиям или какому-нибудь строю.

Были они по дореволюционной сословной принадлежности разночинцами. Только не надо вспоминать слова Ленина: «Чествуя Герцена, мы ясно видим три класса, три поколения, действующих в русскую революцию…», которые заучивали наизусть в советских школах. Там дальше о разночинцах говорится. Так вот, разночинцы, инженеры, врачи, учителя, люди образованные, разных профессий в массе своей не были революционерами. Они были, прежде всего, специалистами, были нарождающейся русской интеллигенцией, пеклись о пользе отечества.

Обычно, когда речь идет об интеллигенции, добавляют слова — прогрессивно мыслящая интеллигенция. Да, имея современное образование, они не могли мыслить иначе. Но образование подразумевает знание истории, а, значит, они понимали, что такое революция, что она несет с собой, чем она опасна для народа, для государства. Они хотели и стремились к преобразованиям, но отнюдь не революционным путем.

Знали они также, что такое царизм и что такое тирания. Многим из них были знакомы труды Платона и Аристотеля, которые уже тогда, почти две тысячи лет назад достаточно точно описывали принципы правильного управления обществом. А они писали, например, что правильная демократия это та, что действует в интересах всего общества. В ином случае она становится либо олигархической, либо уходит в иную свою крайность, становится властью охлоса — невежественной толпы. Вот из каких исторических и географических далей вошло в наш лексикон слово охламон!

Однако следует с большим сожалением заметить, что интеллигентская прослойка, как ее стали называть в советское время, в России в девятнадцатом веке, была раз в пять, а то и в десять тоньше, чем, например, в Англии, или во Франции, что не могло не сказаться на результатах политических преобразований в них. Хотя и в просвещенных странах путь к демократии был весьма долгим и тернистым.

Так вот, Виктор сильно отступил от линии своих предков. Не тем, что служил в армии. А тем, что вступил в партию и ушел от железной дороги. Но, на то было веление времени.

Когда Виктор пришел из армии, у него была мысль пойти на работу в депо метрополитена. Может, тогда бы он и оказался ближе к профессиям своих предков. Но институт, который показал ему дед из окна квартиры, был ближе.

В него он и заглянул первым. Ему показали производственные помещения, где стояли новейшие станки и оборудование, и он сделал свой выбор, как потом оказалось, на всю оставшуюся жизнь.

Часто, вспоминая детство, Виктор видел себя в лесу на Острове, проползающим под колючей проволокой забора, ограждающего периметр завода. Он любил убегать с территории завода, за что его часто и сильно ругали. А ведь он и не убегал вовсе. Он просто хорошо знал все, что было по одну сторону колючей проволоки, и хотел узнать, что делается с другой ее стороны. Наверное, он просто не умел объяснить взрослым, что любит Остров, любит завод, свой барак, свою маму, никогда их не покинет. Почему взрослые не понимают своих детей?

Лишь однажды Виктор убежал с Острова всерьез, да так, что поднялся переполох по всей округе.