Изменить размер шрифта - +
Она не помнит марку, но в рекламе были невозможно симпатичные белые люди в блестящих горнолыжных комбинезонах в моде восьмидесятых, несущиеся вниз по склону. До того Коул никогда не видела снег, и это показалось ей таким шикарным и классным. И тупой слоган, не вяжущийся с картинкой. Как там это звучало? «Люди со вкусом к жизни». Точно. Это про нее. Вкус к жизни, и другое будущее, не такое, к которому стремятся остальные.

Машина спускается по серпантину, и открывается долина, до самого озера и выстроившихся по берегам домиков, одинокий скутер поднимает белоснежный пенящийся хвост над темно-синей водной гладью. На главной улице горнолыжные магазины, тату-салоны и интернет-кафе, суета и толчея. Было бы так легко забыть все, представить себе жизнь нормальной, но это только до тех пор, пока не понимаешь – опять удар в солнечное сплетение, – что среди тех, кто спешит в этот вечер по своим делам, нет мужчин. Коул сознает, что должна была бы уже привыкнуть к этому, но они уже давно не выходили в мир.

Она выбирает подходящую точку. Гриль-бар «Бычья голова» залит огнями, словно рождественская елка, стоянка забита машинами, внутри люди купаются в радушном желтом свете.

Это не ловушка.

Возможно.

– Ты готов, тигренок? Снова иметь дело с реальными человеческими существами?

– Мам, а что, если они догадаются? Что, если только взглянут на меня и сразу…

– Не догадаются. Поверь мне. – Она застегивает блестящую заколку, болтающуюся у Майлса над ухом. – Вот видишь – идеальная маскировка.

– Мм…

– Совсем как это заведение, – продолжает Коул, стараясь обнадежить обоих, пока они хрустят по гравию стоянки. Она толкает дверь в зал с голыми кирпичными стенами и теплой бронзовой отделкой. – Оно хочет, чтобы его принимали за притон, но это всего лишь игра.

– Все такое прилизанное, – соглашается Мила, разглядывая черно-белые фотографии волосатых байкеров.

– И ностальгическая порнуха, – морщится Коул, потому что по телевизору, закрепленному на стене над стойкой, крутят архивные кадры матча за Суперкубок, мужчины в шлемах и защитных доспехах бросаются друг на друга в завораживающем насилии. Это все равно что смотреть на силу стихии, на волны, разбивающиеся о маяк, или пальмы, согнутые ураганом. Посетительницы уставились в телевизор с безнадежным голодом.

Коул выбирает место у стойки, в дальнем конце, откуда виден весь зал, рядом с колонной, за которой можно укрыться, но также близко от запасного выхода. На всякий случай. Кока-кола, еще одна кока-кола, после того как она увидела цену виски. В блюдце для ключей в «Орлином ручье» Коул нашла скомканную стодолларовую бумажку, но надолго этого не хватит. Сейчас сотня уже усохла до восьмидесяти шести с мелочью. Коул не может точно сказать, какой у нее план. Попросить, одолжить или украсть.

Выбери подходящую цель, крошка.

В кабинке напротив две женщины с двумя маленькими девочками, лет восьми, в кукольных платьицах и с кудряшками, словно только что сошедшими со сцены местного конкурса красоты среди детей. Их мамаши, в клетчатых рубашках и высоких черных сапогах, подают им дружески-интимные знаки – улыбка, кивок, чтобы показать, что они в одной лиге. Последнее потомство.

– Почему они так разодеты? – с отвращением спрашивает Мила, глядя на девочек.

– Быть может, у них какой-нибудь особенный случай, – пожимает плечами Коул.

– А может быть, это тоже переодетые мальчики, – шепчет Мила.

Подумав, Коул говорит, в первую очередь себе самой:

– Скорее, ностальгия по времени, которое еще не закончилось. Когда детей больше не будет, хочется подольше продлить детство тех, кто есть.

Быстрый переход