Люди со смехом обсуждали положение. Этот смех привлек внимание Билькинса, занимавшегося у себя в палатке дневниками. Он выглянул. Выяснив, в чем дело, энергично запротестовал:
— Я считаю, мистер Зарсен, все это совершенным безобразием. Если это шутка, то довольно неудачная.
— Не все ли равно, где людям отдыхать — наверху или здесь. А ведь это даже забавно — митинг на Земле Недоступности. Ха — ха! Не забудьте, мистер Билькинс, что мы ведь на советской территории. Здесь митинг является вполне законной штукой.
Билькинс только что собрался возразить, как вдруг общее внимание привлек слабый звук сверху. На краю трапа, ведущего к тросу подъемника, стоял вахтенный механик— единственный человек, оставшийся на дирижабле, кроме Вылки. Он ожесточенно размахивал руками и кричал что — то слабым, разбиваемым порывами легкого ветерка голосом. Прежде чем кто — либо разобрал что — нибудь из того, что силился крикнуть механик, тот снова исчез внутри корабля. А через минуту, может быть, даже еще меньше чем через минуту, под брюхом дирижабля, в том места, куда сходились широкие рукава от бензинных цистерн, служащие для их мгновенного опорожнения в случае пожара, широкая струя бензина, сверкнув на солнце, каскадом устремилась вниз.
Облако бензина было на некотором расстоянии от дирижабля, как из нижнего люка выпал какой — то черный вертящийся комок. Он падал значительно быстрее массы бензина, и через неуловимую долю секунды нагнал распылившуюся струю летучей жидкости. И в тот самый момент, когда этот черный комок пронизал бензинное облако, коротко блеснуло красное пламя и раздался вслед за этим глухой звук взрыва. Вместо бензинного облака медленно расходилась по ветру черная туча густого тяжелого дыма. А черный комок, полыхая языками пламени, быстро приближался к земле.
5. ВЫЛКИНО СЛОВО
Взрыв разбил общее оцепенение. Люди закричали и бестолково забегали. Тут снизу обратили внимание на то, что уже давно от носа дирижабля отделилась люлька, стремительно опускающаяся на землю. Из люльки выскочил механик. Дрожа, путаясь заплетающимися ногами, он подбежал к ошеломленному Зарсену:
— Вот, капитан, я кричал… Этот дикарь пытался проникнуть в коридор бензиновых цистерн с трубкой в зубах… Я думал, он пьян, и вытолкал его вон… Крикнул вам, чтобы прислали кого — нибудь наверх забрать его… А в это время… в это время он снова вошел в коридор, и я не успел отвести его руку от рычага главного аварийного клапана… Он выпустил весь бензин… я закричал, я ударил его по голове… Он упал в люк… его трубка в парах бензина, капитан.
— Все понятно, не волнуйтесь, — успокоил его Зарсен, — главное, что корабль не пострадал, а все…
— Да, но он хотел взорвать…
— Нет, он только хотел вылить бензин, — взволнованно крикнул Оленных.
— Вы знали? — подскочил к нему Зарсен.
— Да, он…
Князев не слышал того, что было дальше. Его внимание было сосредоточено на том месте, куда брызнул в самом начале падения дирижабля махрящийся короткими всплесками огня вертящийся комок. Комок размахивал на лету руками. Из — под огненной завесы дыбились широкие полы малицы.
Пальцы Князева лихорадочно застегивали одну шлейку за другой. С гиком бросил он упряжку вскачь. Хрустко скрипнули полозья и метнулся в сторону снег. Михайло несся, видя только то место, где слабо полыхал еще упавший комок, почти рядом с грудой чадящего черным дымом дирижабля. Растекаясь, пламя все ближе подходило к комочку.
Осталось несколько собачьих бросков до Ильи, когда поток горящего бензина слился с горящим комком самоедина. Собаки шарахнулись в сторону. Ломая хорей об их вздыбившиеся страхом хребты, Михайло заставил пробежать еще несколько шагов. |