|
Меня боятся, кое-кто немножечко уважает, но профессия пирата здесь презираема. Даже несмотря на то, что я три полных года всеми силами пытаюсь выправить репутацию "морских волков". Приморила Риверо, разорившего Пор-де-Пэ. С Морганом рассчиталась не за панамское золото, ради которого он собирался нас убить, а за жителей Маракайбо и Порто-Белло. Так Линчу и написала, а он взял и обиделся, милорд хренов. Ещё отловила парочку беспредельщиков и приказала перевешать на реях их собственных кораблей. Издевательства над мирными жителями после этого как-то очень быстро сошли на нет. Весь Мэйн в курсе, что я терпеть ненавижу живодёров и насильников, и могу за это дело наказать, невзирая ни на какие флаги. Знаете, что в этом самое интересное? Что команды моих кораблей полностью меня в этом поддерживают. А ведь, казалось бы, такие же пираты, дети своего времени.
Как они изменились за эти три года… Может, это и есть мой верный курс? Не знаю. 4 "Увольнительная у морячка, - с иронией думал Владик. - Ну и времечко нам досталось: никаких нормальных развлечений, кроме девчонок и выпить-закусить… Ладно, перебьюсь". В кои-то веки его потянуло что-нибудь почитать. Дома, при наличии доступа к любой библиотеке города и интернету, не тянуло. А здесь… Может, и правда двадцать первый век - век информации? А он плоть от плоти этого века, и чувствует приступы "информационного голода"? Вполне возможно. Галке проще, она капитан. Ей по чину положено получать и переваривать столько информации, что хватит с избытком и для детища инфо-мира. Ну, а Владику-то что делать? Камбуз надоел до чёртиков. Потому он и выкупил недавно долги одного парня, сына местного трактирщика. Мишель проигрался в пух и прах. Вернее, его, никогда до того не игравшего, ловко облапошили кайоннские жулики. С матёрыми пиратами они связываться не рисковали - эти, чуть что заподозрят, сразу кулаком в морду. Зато таких вот молодых и зелёных тутошние лохотронщики раздевали донага. Владик заплатил за Мишеля его долг, но взамен потребовал, чтобы парень пошёл на «Гардарику» коком. На целый год. А что тому оставалось делать? Пошёл. Теперь на галеоне снова был один неисправимый пацифист. Ведь сам Владик давно привык к сабле и абордажам. Иногда у него начинал побаливать шрам на щеке. Видно, этот чёртов Харрис, чтоб его хорошенько черти в аду поджаривали, задел какой-то нерв. Но Владик давно перестал обращать на это внимание. Двадцать шесть лет. По меркам семнадцатого века - взрослый мужик. Даже слишком взрослый, полжизни за плечами. Как-то, бреясь, Владик внимательнее взглянул на своё отражение в маленьком зеркальце, и сам себя не узнал. В последний раз он детально обозревал свою «личность» ещё дома, когда собирался на ту проклятую вечеринку, на которую ему так и не суждено было доехать. И он помнил утончённого щёголя, покорителя блондинок, хоть на подиум в качестве модели. А сейчас на него из зазеркалья смотрел самый настоящий пират. Красивое, но всё-таки огрубевшее, обветренное лицо со шрамом. Давно и плохо стриженые, кое-как расчёсанные волосы, образовавшие что-то наподобие выгоревшей на солнце львиной гривы. Бронзовый загар. Даже глаза как будто изменились. Оставшись теми же, ярко-голубыми, они уже нисколько не напоминали "летнее небо", как выражалась его последняя «домашняя» пассия, Маринка. Они стали холодными, как лёд. Только одно не изменилось. Несмотря ни на что, Владик так и не смог сделаться жестоким, как это флибустьерское море. То есть, в бою убивал. Было. Но стать таким, как все, не получалось. Двадцать первый век сидел в нём слишком прочно. Пока «Гардарика», "Амазонка" и «Акула» ремонтировались, команды исправно прогуливали на берегу свою долю. |
