Добронрава улыбнулась. Хотела сказать Мстиславу, что уже седина виски ему посеребрила и морщины у глаз вон какую паутину заплели, да не успела. Евпраксия опередила:

— И, князь, дело ли княгини за туром бегать. У неё теперь иные заботы.

— Да, зрю я, что была ты, Добронрава, храбра, пока боярыня Евпраксия крылья над тобой не распустила, — пошутил Мстислав и, погладив Добронраве руку, удалился.

Добронрава поднялась, накинула сарафан и с помощью Евпраксии подошла к открытому оконцу. Солёный ветер пахнул в лицо, давно забытым счастьем наполнило Добронраве душу. Она сжала руку боярыне, вскрикнула радостно?

— Здорова я, уже здорова, Евпраксия!

Ей казалось, что Мстислав обязательно услышит это.

…За Кубань-рекою леса — дуб с каштаном да граб с ясенем. Редко сосна сиротой меж ними поднимается. Места здесь живностью богатые, ягодные, грибные. Откинешь жирный, размером с блюдо, лопух, а под ним целой семьёй боровики ютятся, либо на старом прогнившем пне опята мостятся.

Давно уже не устраивал такой охоты Мстислав, как нынче. Неделю в плавнях диких кабанов стреляли, потом в лес на сохатого перебрались.

Издалека доносится стук колотушек и возгласы загонщиков. Мстислав стоит у дерева, затаился. Рядом с ним Добронрава, отроком выглядит, держит колчан со стрелами. Послышался треск ломаемых веток. Наложив стрелу, Мстислав изготовился. Тяжело поводя боками, на поляну выскочил лось, остановился, понюхал воздух и, не учуяв опасности, запрокинул рогатую голову, замычал призывно. Мстислав натянул тетиву, но не успел пустить смертоносную стрелу, как из-за кустов выбежал теленок, ткнулся в бок матери. Добронрава шепнула:

— Лосиха!

Мстислав опустил лук, вышел из-за дерева, позвал Добронраву. Завидев людей, лосиха закрыла собой телёнка, медленно попятилась.

Почувствовав, что детёнышу не угрожает опасность, она не спеша пошла в чащу.

— Вишь, как дитя-то ей жалко. — Мстислав беззвучно рассмеялся, подморгнул Добронраве. — Свой бок подставила, а его защитила. — И, сняв стрелу с лука, сунул в колчан.

Верхом на коне подъехал тысяцкий Роман, спросил удивлённо:

— Почто не стрелял?

— Не успел, — хитро прищурился Мстислав. — Да не беда. Кличьте людей, время-то полдничать.

Отроки, стреножив коней, развернули на привядшей траве тканый восточный ковёр, принялись доставать из сум еду. Командовал отроками Димитрий. Оглаживая бороду, он покрикивал:

— Братину посерёд ставьте, да хлеб допрежь резать не надобно, заветрится.

Разглядев стоявшего без дела отрока, накинулся:

— Рот-то чего открыл! Жги костёр, мясо-то не на твоём рыле печь!

Засуетились, забегали отроки, задымил костёр, разгорелся весёлым пламенем. Отроки притащили кабанью тушу, принялись рубить на куски, нанизывать на железные прутья. Мстислав подозвал Василька:

— Скачи в Тмуторокань, скажи воеводе Яну, что мы завтра к вечеру воротимся.

Василько отправился седлать коня. Димитрий окликнул его:

— В град прибудешь, непременно боярыню повидай, пусть баню велит истопить к прибытию. А то жди, пока девки зад поднимут.

Боярыня Евпраксия уснула с вечера. Разметалась на пышной перине, исподняя сорочка задралась, оголив белое тело.

В низкой опочивальне жарко, благовонно пахнет сухими травами и заморскими сурьмяными мазями. Спит Евпраксия и сон видит сладкий. Не муж Димитрий склонился над ней и бородой трясёт, а целует её огонь-молодец, к груди прижимает.

Пробудилась Евпраксия, вся в поту, кровь жилы того и гляди разорвёт. При свете ночника разглядела ключницу, верную дворовую. Та склонилась, воркует:

— Очнись, матушка, гонец от боярина Димитрия внизу дожидается.