Списки документов, относящихся к твоему делу. Они все здесь. Смотри.
Она указала на названия.
— Показания свидетелей. Отчеты криминалистов. Доклады полицейских.
— Я слышал это в суде. Мне они без надобности.
— Тогда… что я могу сделать?
Меня до сих пор поражала одна вещь. Почему все они были так убеждены в том, что именно я убил Мириам и Рики? Банковский счет до суда не дошел. Все, что против меня выдвигали, это то, что я ничего не помнил о нападении. К тому же они обнаружили частицы моей кожи под ногтями Мириам и оставленные мной кровавые следы на полу и ступенях. Это же хлипкое основание для смертного приговора. Кожа могла попасть к ней множеством способов. Хотя бы во время интимной близости. Кровавые следы могли остаться, когда после избиения я полз наверх.
— Можешь ли ты сузить область поиска и перейти к отчетам окружного прокурора? До того, как завели уголовное дело?
Она сделала что-то магическое. На экране возникли три документа.
— Их должно быть больше, — сказал я. — Я работал над такими делами. Мы тонули в бумагах, когда нам удавалось убедить людей сделать заявление.
— В таком случае они отсутствуют, — сказала Элис. — Это же компьютер, Бирс. Им отсюда не вывалиться. Получается, это — единственные документы, в которых упоминается твое имя.
Нетрудно было догадаться, что я в них найду. Речь в них шла о снятии денег с нашего общего счета, переводе их в Лихтенштейн. Первые два отчета взволнованно заключали, что это — железное доказательство: я, мол, давно планировал убить Мириам, сбежать с деньгами, насладиться жизнью в Австрии. Очевидно ходил бы в коротких кожаных штанах и объедался бы колбасой. Ходатайства о приостановке дела были даже тогда. Слишком уж чистым был мотив. Какой-то аноним отмечал, что мы были любящей, преданной парой. Если они хотели придерживаться этой версии, им требовалось нечто, что разрушало бы такое впечатление. У них этого не было. Жаль, потому что мне очень хотелось узнать самого себя.
В любом случае все это стало не относящимся к делу. К моменту третьего отчета о деньгах почему-то забыли. Должно быть, сработали уловки Сюзанны. Это единственное, что меня заинтересовало.
Кто-то написал на полях, ближе к концу: «Мы также не можем воспользоваться звонком. Замечательная вещь — слежка!»
— Звонок? — спросила Элис.
— Понятия не имею. В телефонном юридическом справочнике есть адрес Сюзанны, потому что она работает вне дома. Там только номер рабочего телефона. Ты можешь найти ее личный телефон? Как узнать, разговаривала ли она в последнее время с Маккендриком?
— Да… — ответила она осторожно. — Но как-то ты не догоняешь, Бирс. Если позвонишь ей по мобильнику, который я тебе дала, или — еще хуже — с телефона мотеля, тебя выследят.
— Я знаю это. И Сюзанну тоже знаю. Доверься мне. Пожалуйста.
Она тревожно на меня посмотрела и, покачав головой, снова принялась печатать.
Номер она нашла за три секунды. Через минуту я увидел, что Сюзанна и в самом деле вела переговоры с Маккендриком, речь шла об общественной и светской жизни. Богатые люди любят такие вещи. Приглашения на публичные и благотворительные мероприятия. Я хорошо помнил Сюзанну, чтобы уловить ее тон. С Маккендриком она общалась отстраненно, даже прохладно.
Я воспользовался маленьким розовым телефоном и сразу же спросил:
— Я спрашиваю, зачем ты позвонила Стэплтону. Мне просто нужно это знать. Ты и Маккендрику звонила? Уж не его ли джип гонялся за мной по песку?
Трубка замолчала. Элис смотрела на меня сердито.
— Я не… Я никогда не позвонила бы этому человеку. |