Таковы ударные силы наступления Малла Стэндиша, стоящего во главе флотилии мира и музыки, которой, согласно пиратской стратегии главаря, должна неминуемо покориться вся Англия. Несмотря на восхищение, в которое его неожиданно приводит музыка, Ормус чувствует себя в Англии неуютно. Под ногами хлюпает вода. Всё зыбко. Ему говорят, что дети в восторге от «Фредди», но Англия, которую он видит на горизонте, всего лишь еле различимая темная полоска под низким серым небом, от которой веет отстраненностью и безразличием.

Кое-как, в пьяном угаре станция проживает свои дни и ночи. Погода неизменно отвратительная: дождь, ветер, снова ветер и опять дождь. «Фредерику» качает и бросает. Уолдо Кроссли часто тошнит, и не всегда за борт. С трудом, но все-таки удается поддерживать минимальный уровень гигиены, так что во время проверок санитарные инспекторы не обнаруживают никаких нарушений и, злые и разочарованные, покидают корабль ни с чем. Ормус, постигая искусство супердиджея, постепенно понимает, что Ино, цветной парень, является здесь ключевой фигурой. Он всегда в безупречно белом, на голове — кремовая фетровая шляпа «борсалино». Ино — это замкнутая вселенная, не желающая иметь ничего общего ни с диджеями, ни с командой. Кажется, что он не ест, не пьет, не спит и (назло братцам Кроссли с их голубыми шуточками) не писает и не какает. В корабельной студии он все приводит в движение, не выходя из-за своего пульта, который, с иголками рычагов и переключателей, похож на электрического ежа. Он проводит все время в застекленном углу — Али-Баба в пещере Аладдина. А на стене, за его спиной, висит табличка: «Знай свое место».

— Ино сторонник апартеида, — объясняет Готорн, — а значит, это относится и к тебе. Знаешь, в Южной Африке негры ненавидят индийцев еще больше, чем белых.

— Он что, из Южной Африки? — заключает Ормус.

Уолдо мрачно качает головой:

— Нет. Он из Стокуэлла.

Невероятная музыка. Тихие причитания гитары, старые мудрые голоса до смешного молодых блюз-рокеров, надрывное развратно-рок-н-ролльное пение женщин и нежные, неземные, хрустальные голоса девственниц, психопатическая реакция аудитории, баллады о войне и любви, галлюцинации великих трубадуров. Музыка — единственное, что связывает Ормуса с реальным миром. Музыка раскрывает уже известные ему истины. Музыка — это величественная дикая птица, взывающая к своей сестре, которая до поры до времени сокрыта, словно в яйце, у него в горле, в его адамовом яблоке, и ждет, пока не придет время вылупиться из него.

Ормус, Готорн и Уолдо спят по очереди. Они работают в тесной студии по двое: Ормус и Готорн, Готорн и Уолдо, Уолдо и Ормус. Время тянется бесконечно, земля исчезает, словно видение; в коконе дождя и алкоголя им кажется, что они разговаривают сами с собой. Между песнями в эфире звучат их внутренние монологи, изливаясь мутными потоками их больного сознания, пропитанного усталостью и виски.

В конце одной из ночных смен, на рассвете, когда всюду чудятся крадущиеся чудовища, Ормус замечает, что Уолдо заснул. Шепотом, как будто разговаривая с любимой наедине, он взывает к Вине. Ино, бесстрастно сидя в своем углу, никак не реагирует. Он весь поглощен своими электрическими датчиками и переключателями, его интересует лишь непрерывность сигнала и чистота звука. Возможно, он просто не слышит плача Ормуса, воспринимая лишь высоту и тембр его голоса; он щелкает кнопками, не спуская глаз с индикаторов, колкое мерцание которых отражается в его глазах.

«Слышишь ли ты меня, любовь моя, — шепчет Ормус.