Ты знаешь, его книгу «Тростник» еще в 1923 году Уолдо Фрэнк[207] назвал предвестником литературной зрелости Юга, — он имел в виду, что они очнулись от наваждения, помутнения рассудка вследствие затянувшегося расового кризиса. Заря честного и бесстрашного творчества — так, кажется, он выразился. По-моему, тебе бы эта книга понравилась.
Тут Ормус теряет осторожность.
— У меня есть идея песни, — заявляет он. — Границу кожи стерегут злобные псы.
— Тебе точно понравится Тумер, — мягко повторяет Войт. — Он светлокожий, как ты. Ты знаешь, он исчез. Ходили слухи, что он преодолел цветной барьер. Но, как говорил Арна Бонтан[208], это вовсе не значит, что он решил расовый вопрос. Накидка-невидимка не спасла его от общих проблем.
— Извините, — говорит Ормус, — не хочу портить вам вечер, но я очень устал, голова болит. Спокойной ночи.
— Ух, — выдыхает Амос, глядя вслед Ормусу. — Ух, это задевает.
Теперь он в хорошем настроении. Он сжимает Винину руку:
— Это была отличная идея, дорогая. Здесь так весело.
В самом сердце «Острова удовольствий Сэма» находится двор короля Юла. Посидите, если вам повезет, рядом с Юлом за его персональным столиком — со слепым Юлом, попивающим свой фирменный коктейль «Manhattan on the Rocks»[209] и покуривающим толстую «Кохибу», — и рано или поздно весь мир явится засвидетельствовать вам свое почтение. Никто не способен перещеголять его в одежде, перепить, перекурить, — в общем, быть в чем-либо круче Юла. Вина подсаживается поближе к Юлу, Амос слева от нее.
— Сегодня все здесь, — ухмыляется Юл. — Хотите — можете проверить.
Здесь содомские лесбиянки-вампиры[210]. Милый, говорят они, мы все рождаемся голыми, остальное лишь мешает.
Здесь жирный гигант, голый, если не считать застегивающегося на молнию мешка на голове, скрывающего лицо. Посмотрите, у него член сзади, торчит между мягко колышущейся плотью.
Здесь же Ангельская Пыль и Сладкий Щелкунчик, две Роскошные порноактрисы, собственность Войта.
— Я их всех называю клячами, — говорит он, — потому что каждые несколько недель их отправляют на фабрику по производству клея, и они заканчивают свой путь на каком-нибудь, коричневом конверте, или на десятицентовой марке, или еще на чем. По крайней мере, их там лизнут еще один, последний, раз.
А вот Лу, она закончила выступление. Разве она не прекрасна? Это ее новый ухажер, Лори. Какой мужлан!
Вон тот парень тебе поможет, если ты только что приехал в город и хочешь узнать, где проходит вечеринка и с кем можно потом потрахаться.
А эта женщина последней видела живым парня, который удавился, пытаясь вызвать у себя эрекцию на нее, — можешь себе представить, как у бедняжки теперь плохо с самооценкой.
Это ребята, которые жгут деньги.
Эти умеют утюжить пенис, варить яички, есть дерьмо, варить пенис, поедать яички. Вон там королева супермарафона, она пропустила через себя сто одного мужика, четверых за раз, трахаясь с ними в режиме нон-стоп семь с половиной часов. Она по-прежнему поддерживает с ними отношения и называет их своими далматинцами. Конечно же, она просто молится на любительницу мехов Крюэлу де Вил[211].
Вот мать всея земли, усыновившая девятнадцать детей с разных концов света, из мест, пострадавших от войн и катастроф. Но когда обстановка там нормализуется, она меняет этих приемышей на еще более несчастных детей из других горячих точек. |