|
Спента — уже пожилая женщина, оба глаза ее поражены катарактой, так что это напоминает катание в шорах, и при этом еще накопившиеся за всю жизнь слезы, сталактиты горя, застилают взор. В небольшой деревушке Фосет графства Букингемшир она игнорирует знак, предписывающий уступить дорогу, и в ее машину с обеих сторон врезаются две недоумевающие жены фермеров на «мицубиси». Авария происходит на небольшой скорости, никто не пострадал, но двери машины Спенты не открываются. Не извинившись и не предъявив никаких претензий, она едет на ближайшую станцию техобслуживания, и все трое терпеливо дожидаются, пока автомеханики не выпустят их на свободу. Домой она с Уолдо и Вайрусом едет в мини-кэбе[236] и, когда они оказываются у входной двери, сообщает им, что это была ее последняя поездка и мир за стенами дома ей больше неинтересен. Я буду просто сидеть и думать об ушедших, а вы, наши сыновья, будете обо мне заботиться. Затем она звонит своему врачу и отменяет запланированную операцию по удалению катаракты. Слабое зрение, ограниченное ви дение — это все, что ей сейчас необходимо. Она больше не хочет видеть панорамную картинку.)
Стэндиш пропал бесследно. Ормус и Вина, стоя у высокого окна, любуются парком, охваченным буйством весны. — Вот мы и остались совсем одни, потеряли нашего самого надежного союзника, — говорит он. — Теперь есть только ты, я и джунгли. Сможем ли мы вместе встретить то, что нам уготовано, — и беды, и радости? Ты сдержишь свое слово? — спрашивает он. — Да, — отвечает она. — Я выйду за тебя и проведу с тобой остаток жизни, и ты знаешь, что я буду любить тебя. Но не проси меня о настоящей верности, я не из таких. Молчание. Плечи Ормуса Камы поникли, — страдая от любви, он покорно сдается: — Только не рассказывай мне ничего, я просто не хочу об этом знать.
Я люблю вспоминать Вину Апсару такой, какой она была в те, последние, годы — годы ее замужества и самого большого счастья, когда она стала объектом мечтаний всего мира, но не просто американской милашкой, как когда-то давно Мэри Пикфорд. Ее возлюбила вся страждущая планета. Вину, в ее тридцать с небольшим, шагающую по Пятой авеню мимо ароматов, исходящих из тайских, индокитайских и индийских ресторанов, мимо магазинов одежды из вручную окрашенных тканей, африканских украшений и плетеных изделий. Прическа афро давно в прошлом, но ее длинные волосы все равно вьются, ей от этого никуда не деться. Позади и период бунтарства. Ее старые приятели-бунтари теперь республиканцы, преуспевшие в жизни жирные коты или предприниматели с причудами, чьи модели эротических джинсов — со вшитыми гульфиками, глупо болтающимися рядом с молнией, — произвели фурор сразу же, как только покинули стол дизайнера. Что прошло, то прошло, говорила Вина без всякого сожаления о тех днях, добавляя к этому похожее на жалобу признание, что, как бы она ни старалась, и даже принимая во внимание перенесенные в юности страдания, причиненные ей Мэрион Египтус, даже учитывая годы преследования со стороны налоговых служб и полиции, ей не пришлось испытать и сотой доли притеснений и бед, выпавших на долю ее афроамериканских друзей. И если посмотреть правде в глаза, Рай, дело здесь вовсе не в нас. Да, подтвердил я, добавив про себя, что у знаменитости всегда есть способ стать светлее. Никто лучше Вины не понимал, что такое слава, с ее плюсами и минусами. Это были дни, когда первые звезды с разным цветом кожи прокладывали себе путь на небосводе: О-Джей, Мэджик — их талант заставил публику забыть о цвете кожи, о расовой принадлежности, об истории. Группа «VTO» была вершиной этой элиты, что Ормус всегда воспринимал как должное. Он часто цитировал биологов и генетиков. Все человеческие существа практически одинаковы, говорил он. |
