Тут из спальни появляется Мира в своем наряде а-ля Вина, и он давится кексом. Мне приходится несколько раз стукнуть его по спине, и когда он приходит в себя, вытирая глаза и пытаясь отдышаться, оборачивается к Таре:
— Видишь, я был прав.
К Мире он обращает замечательные слова:
— Рай говорил мне, что у тебя это здорово получается, но я и представить себе не мог — такое, черт возьми, и во сне не приснится. И поешь ты тоже как она! Просто чертовщина какая-то. Должен тебе сказать, это что-то сверхъестественное.
Он уходит, качая головой, все еще откашливаясь.
— После таких слов чувствуешь себя намного увереннее, — робко улыбаясь, произносит Мира.
По дороге, в такси, — Ормус предложил прислать Уилла Сингха с машиной, но я подумал, что будет лучше, если мы приедем сами по себе, — Мира повторяет все, что она знает об Ормусе. Историю его жизни, дискографию, что оказало на него влияние, его болевые точки, например шум в ушах, из-за которого он стал петь в стеклянном футляре.
— Шум, похоже, не очень-то мешает ему в обычной жизни, — говорю я ей. Я вспоминаю, как он очистил звук на пленке, чтобы я мог услышать ее голос. — Даже со всем этим звоном и щелканьем в ушах он слышит достаточно хорошо, чтобы микшировать.
О боже, внезапно осеняет меня мысль, он ведь не настолько сумасшедший, чтобы показать ей эти записи?! Если она увидит себя на всех трехстах экранах, она исчезнет и из его, и из моей жизни и никогда не вернется, и я бы не стал винить ее за это.
Так что теперь я тоже начинаю нервничать.
Гетеротопические тенденции Ормуса, его вылазки в другую реальность, одновременно и привлекают, и пугают ее. Она выросла на песнях Ормуса, его заявлениях об ином мире, но ей не нравится, что этот мир не лучше нашего, а просто другой — не более чем малоудачная вариация, и ей уж совсем не нравится, что этого мира больше нет, что Ормусу больше не нужна повязка на глазу. Я рассказал ей и о Гайомарте, который все-таки был первым гетеротопическим открытием Ормуса. О Гайомарте и его песнях будущего. О бегстве Гайомарта из головы Ормуса во время автокатастрофы много лет назад. О том, что Ормус почти уверен, что именно с Гайо Вина провела последние мгновения, а может быть, и там, внизу, она все это время тоже с ним. Для меня все еще очень непросто говорить обо всем этом нейтрально, не демонстрируя своего личного отношения, но Миру эта история завораживает.
— Мне нравится все это про близнецов, — говорит она. — Это про две половинки нашего мозга, я имею в виду, что мы и понятия не имеем, какой в нас таится потенциал, ничего не знаем о своих собственных возможностях, правда ведь? Этот парень по-настоящему проник в темную сторону своего «я». Это потрясающе, Рай!
— Думаю, вы отлично поладите. (Я уже не просто нервничаю, я помрачнел, и это заметно по моему голосу.)
— Ты ревнуешь? — спрашивает она, чрезвычайно довольная. — Я думала, он старый и немощный, и в ушах у него шумит. Не соперник, правда? Ты ревнуешь, — говорит она, ущипнув меня за руку и улыбаясь во весь рот. Она расслабилась.
— В ушах шумит, — повторяет Тара, сидя в углу. — В ушах шумит, немощный.
Клея ждет нас в холле Родопы-билдинг. На ней всё те же очки с толстыми линзами, делающими ее похожей на крошечную, одетую в сари миссис Крот. Увидев Миру, она выдыхает: «О! Мадам! Слава богу!» Затем слегка вздрагивает, будто прикладывая титанические усилия, чтобы взять себя в руки, и поворачивается к Таре. Она здоровается с нею как со старой подружкой, играет с ней в ладушки, сразу и навсегда завоевав ее молодое-старое сердце. В лифте Тара и Клея явно страдают от головокружения (звучит музыка «VTO»), а я разглядываю себя в зеркале. |