Жозефина обернулась ко мне с ослепительной улыбкой.
- Зачем? - спросила она просто.
- Неужели непонятно? Это даст нам возможность подготовиться к встрече с всевышним.
- Но разве вы у меня хоть раз попадали в аварию?
- Нет, но, по-моему, это только вопрос времени.
В этот миг мы вновь проскочили через перекресток со скоростью сорок миль в час, и таксисту, ехавшему по поперечной улице, пришлось пустить в ход все тормоза, чтобы не врезаться нам в бок.
- Ублюдок, - невозмутимо сказала Жозефина.
- Жозефина! Никогда не употребляйте подобных выражений, - запротестовал я.
- Почему? - невинно спросила Жозефина. - Вы же употребляете.
- Это не довод, - резко возразил я.
- Но употреблять их - одно удовольствие, правда? - с удовлетворением сказала она. - У меня их уже большой запас. Я знаю "ублюдок", я знаю...
- Ладно, ладно, - перебил я. - Я верю вам. Но ради Бога, не употребляйте их в присутствии своей матери, а то она не разрешит вам водить мою машину.
Все-таки, думал я, в помощи красивых молодых женщин есть свои отрицательные стороны. Правда, мало кто может устоять перед их чарами, но, с другой стороны, слишком уж у них цепкая память на крепкие англосаксонские словечки, к которым я вынужден прибегать в минуты волнения.
- Руку, руку! - опять сказала Жозефина. Мы снова помчались наперерез движению и, оставляя позади себя разъяренное стадо автомобилей, подкатили к массивному и мрачному фасаду Адуаны.
Мы вышли из Адуаны три часа спустя. Наши мозги оцепенели, ноги ныли, и мы упали на сиденья машины.
- Куда же теперь? - спросила Жозефина безразличным тоном.
- В бар, в любой бар, где я могу получить порцию бренди и пару таблеток аспирина.
- О'кей, - сказала Жозефина, отпуская сцепление.
- Завтра, наверно, все кончится успешно, - сказала Мерседес, пытаясь поднять наш поникший дух.
- Послушайте, - сказал я немного резко, - сеньор Гарсиа, да благословит Господь его синебритый подбородок и окропленную одеколоном шевелюру, помог нам, как мертвому припарки. И вы это прекрасно знаете.
- Нет, нет, Джерри. Он обещал отвести меня завтра к одному очень высокопоставленному чиновнику Адуаны.
- Его зовут... Гарсиа?
- Нет, сеньор Данте.
- Как знаменательно! Только человек с именем Данте может выжить в этом аду сеньоров Гарсиа.
- Вы чуть не испортили все дело. Зачем вы спросили, не отца ли его портрет висит у него в кабинете? Вы же знали, что это Сан-Мартин, - с укором сказала Мерседес.
- Да, знал, но я чувствовал, что если не скажу какую-нибудь глупость, то мои мозги начнут щелкать, как старомодные штиблеты с резинками.
Жозефина подкатила к 6aрy. Мы уселись за столик, стоявший на краю тротуара, и, прихлебывая из стаканов, погрузились в унылое молчание. Вскоре мне удалось стряхнуть тупое оцепенение, которое всякий раз навевает на меня Адуана, и я снова обрел способность говорить не только о ней.
- Одолжите мне, пожалуйста, пятьдесят центов, - попросил я у Мерседес. - Мне нужно позвонить Марии.
- Зачем?
- Ладно, откроюсь вам... она обещала мне найти местечко, где бы можно было приютить тапира. В гостинице мне не разрешают держать его на крыше. |