Изменить размер шрифта - +

– Ладно, пусть так. А если мы сохраним тебе жизнь и свободу, а?

– Свобода Галактики мне дороже.

– Значит, выдавать имена землян–носителей ты не желаешь?

– Нет.

– И расположение Карты с Информаторием?…

– Нет.

– Ну, как хочешь, грязный, поганый, упрямый бунтовщик!

Лубянкин безжалостно поднял котенка за шкирку.

– Будете меня пытать? — тихо спросил котенок.

– Буду, — подтвердил Лубянкин и пошагал к двери.

А Байконур в это время под крыльцом пережил ужасную метаморфозу настроения. Поддавшись гнету одиночества в этом мире, он стойко мирился с блохами, пока те не вошли в раж. А теперь утихомирить их он уже не мог и сходил с ума от их укусов, плакал и зубами рвал на себе шкуру. Если бы Лубянкин не вышел, он бы обрушил крыльцо, оборвал веревку. Повалил ворота и с воем промчался бы по улицам Сортировки, вертясь со страшной скоростью и цапая себя за спину, а потом бы прыгнул и, возможно, утонул вместе с блохами в спасительной прохладе Мыквинского пруда.

Но Лубянкин вышел, встряхнул Байконура и отвязал веревку.

– Фас! — волнуясь, сказал он и бросил перед псом котенка.

«Это атавизм!…» — взвизгнул про себя разведчик ВАСКА, но его тельце против воли выгнулось дугой, а шерсть вздыбилась. Пронзительное шипение вырвалось из горла контрразведчика.

«Р–разорву!…» — с истомой и бешенством подумал Байконур про котенка. Блохи изъели его организм так, что под шкурой остались только труха и ненависть. Байконур сделал шаг, глаза его заволокла пелена.

– Р–разорву!… — слабея от ярости, прорычал он.

«Надо что–то предпринять!…» — отчаянно подумал контрразведчик, на когтях пружинисто ковыляя перед псом с выгнутой спиной. Собрав все свои психические силы, он бросился в телепатическую атаку.

Байконур боком, какой–то развинченной трусцой приближался к замеревшему котенку. Никакого вторжения в свой темный и дремучий разум он не почувствовал, как вдруг…

Это ощущение пристукнуло его и затормозило. Он ошеломленно оглянулся на Лубянкина.

Байконуру показалось, что давний груз, который он таскал всю жизнь и тяжести которого никогда не замечал, вдруг исчез!…

«Что ж такое–то, господи!…» — подумал он, забывая о блохах и котенке. Глухой протест и непонимание возникли в его душе. Шерсть встала дыбом от ужаса.

Какие–то сдвиги мышления заворочались в его косматой голове, будто в давно выброшенном будильнике ожил механизм.

Байконур потряс башкой.

Электрическая волна прокатилась по нему от задних пяток до выщербленных усов.

«Чертовщина!… — немея, подумал он. — Так ошибаться всю жизнь?…»

Он снова поглядел на котенка, и ему неотвязно чудилось, что это не котенок, а щенок, его маленький щенок по имени Кутька…

«Я — женщина!» — озарило Байконура, и он даже присел на всех четырех лапах. Кудлатый хвост в страхе кинулся между ног.

– Эй, ты чего?… — удивленно сказал Лубянкин, спускаясь с крыльца. — Байконур, фас!…

«Я — женщина!» — подумал Байконур, все более и более утверждаясь в этом открытии.

Лубянкин приблизился к нему и пхнул сапогом.

И тут в Байконуре словно лопнул пузырь, содержащий всю неукротимую страсть собачьего материнства. С ревом он вцепился в ненавистный сапог.

Отброшенный истеричным пинком, он прыгнул к Кутьке, к своему любимому рыжеухому Кутьке, схватил его зубами за шкирку и кинулся вон, прочь отсюда, в уютное гнездо под перроном, где его ждали еще четверо маленьких щеночков…

– А–а!… — завопил Лубянкин, вылетая из калитки на улицу.

Быстрый переход