— Ну, альпинист-скалолаз, — сказал, утерев пот рукой. — Куда тебя несет? Нельзя тут так. Чуть успел. А если б не успел?

— Куда не успел?

— Ай, чудак-человек. Тут же война была. Совсем не понимаешь? Мины тут. Везде тут все в минах. Местные знают. Они как ходили, когда вернулись? Ишака сперва или овец. Потом только сами.

— Вернулись?

— Ну да. Лет пять тому. Когда русские за Пяндж пошли, местных отсюда всех вывезли. Кого-то аж в Куляб. А потом они вернулись. Куда им внизу, они и не умеют ничего, и люди чужие. Совсем чужие. … Ох, и заставил ты побегать. Не видел, какие мины противопехотные? Они пластмассовые, — Шавер для убе-дительности показал двумя пальцами, какого именно размера мины, — их горстями разбрасывают. Как семечки. Наступишь — и нога тю-тю. А куда без ноги пойдешь? Никуда не пойдешь, помрешь. Пошли, чаю выпьем, поедим-запоем.

Юс покорно кивнул и поплелся вниз, стараясь ступать в точности там, где ступала Шаверова лошаденка.

В чайхане, за толстенными глинобитными стенами, было прохладно. Юс задремал под Шаверову болтовню, улегшись на толстое ватное одеяло. И чай оказался не так уж плох. Его забеляли молоком, на зубах почти не хрустело, — и не разберешь, откуда вода.

— Нет, ты подумай, чудак-человек, — втолковывал Шавер, — они тут в жизни поля больше сотки не видели, и то полоской на склоне. А их — вниз согнали, где до горизонта пыль и сушь. Внизу воздух гуще, сытнее, они там болели…

— Да, сытнее, сытнее, — кивал спросонья Юс.

— А к тому же, посуди сам, не той веры они. Спроси, скажут: правоверные мы, как и все, а на самом деле у них здесь огонь святой. И мулла тут разве что в Мургабе есть, а в Кызылрабате нету. Нету. А кто у них свадьбы справляет, а? А?

— Справляет, справляет, — соглашался Юс.

— Хороший ты мужик, — вдруг сказал Шавер. — Скажи, будешь в меня стрелять?

— Стрелять? Куда? Зачем? ?

— Ну, ну, — Шавер захохотал, — Проснулся? Проснулся? Никуда стрелять, никуда, заснул совсем, испугался, а? Не пугайся, спи, скоро коня зарежем, есть-пить будем, а ты пока спи-отдыхай.

— Да ну тебя, — сказал Юс вяло, переворачиваясь на другой бок.

— Я пойду, верблюда увьючу, ишака пну, а ты спи, спи.

— Угу, — сонно согласился Юс.

Казалось, он и не спал вовсе, только прикрыл глаза, и под потолком все так же жужжала одинокая муха, так же суетился в углу чайханщик, и пахло лепешками. Только за дверью пролегли длинные тени и стал громче шум реки.

— Снова ты в чайхане. Кажется, тебе понравилась здешняя жизнь?

Юс повернулся. Нина сидела на одеяле в метре от него, медленно потягивала чай из глиняной пиалушки. Улыбалась.

— Не хотела тебя будить. Ты так сладко спал. Как ребенок.

— Спасибо.

— Хочешь лепешку? Возьми, свежие. Бедняга чайханщик сегодня весь день хлопочет.

— Спасибо, — Юс отодрал длинную полосу от тонкого, пышного, похрустывающего под пальцами блина, откусил.

— Вкусно.

— У них тут хорошая пшеница. Хоть и гибридная. На Памире селекционная станция была. Все хотели поля здешние засеять, — Нина вздохнула. — Мы завтра выходим. Рано. Ты… ты держись ко мне поближе. Я не знаю, что наш общий друг затевает, но у нас могут быть проблемы. Даже до того, как попадем на базу. У тебя оружие есть?

— Угу, — промычал жующий Юс, доставая из-за пазухи небольшой кургузый пистолет.