Сперва Юсу никто ничего не говорил. Ему освободили место, сели вокруг. Каримжон сидел напротив, чумазый, с взлохмаченной седоватой бороденкой, со своей снайперской винтовкой на коленях. Смотрел прямо в лицо Юсу, неотрывно, как сыч. Рахим пробовал заговорить. Сперва Юс даже разбирал слова. Что-то о деньгах и еде. Но Юса скоро укачало, и голос Рахима куда-то уплыл, смешался, стал одним из тех Голосов, крошечным их подголоском, мелким, ничтожным. Глупым.
Вертолет сел за биостанцией, на крошечной площадке в распадке между холмами. Там уже ждали две полные автоцистерны, ждала аварийная команда, ждал даже привезенный из Ферганы врач. Юс так и не вышел из вертолета. Вокруг не шумели. После заправки и недолгой беседы Рахима с главой аварийной команды у вертолета остались только те, кому с утра предстояло лететь вместе с Юсом. Двоих из них Рахим заставил остаться под дулом пистолета. Ледяной ночью памирской осени вертолет быстро выстыл. Но Юс не чувствовал холода. Сидел неподвижно, глядя перед собой, в темноту.
Он не видел и не слышал, как за хребтом засветился рассвет, и, будто замерзшие взъерошенные мыши, в вертолет один за другим полезли солдаты. Рахим, ежась, потирая ладонями плечи, уселся рядом с Юсом. Подмигнул. Спросил, улыбаясь: «Хорошо спалось, а? Не замерз? » Юс не ответил. Рахим посмотрел на его лицо внимательнее, покачал перед его глазами пальцем. Потом осторожно положил руку на черный ящичек, лежавший у Юса на коленях. Вдруг стало очень тихо. И тишину эту, будто шилом в барабанные перепонки, проколол тончайший, визгливый железный скрежеток. Правое запястье Юса с обмотанной вокруг него проволокой начало медленно, очень медленно подниматься вверх.
— Нет, Юзеф Казимирович, нет, пожалуйста, нет, я пошутил, честное слово, пошутил, — залепетал побелевший Рахим. — Все-все, все спокойно, все нормально. Мы полетим сейчас, хорошо полетим. Не нужно двигаться, не хочешь, и не нужно. Только спокойно, хорошо? Спокойно, а?
Кисть Юса так же медленно вернулась на прежнее место. Тишина наполнилась тряским рокотом мотора. Вертолет задрожал. Оторвался от земли, развернулся. И пошел, набирая скорость, над бурыми холмами нагорья, на запад, убегая от выползшего из-за хребта солнца.
Этим же утром, через полчаса после того, как уносящий Юса вертолет оторвался от земли, погиб сбитый над створом ущелья майор. Он хотел лететь на поиски Семена еще вечером, но ему не позволили. Звено «буранов» вернулось в Кызылрабат, конвоируя «Ми-24» с двумя подобранными в горах женщинами и их рюкзаком. И рюкзак, и женщин не оставили в городке на ночь. К полуночи они уже были на аэродроме за Мургабом, а в час — летели в Новосибирск, упрятанные во вместительное чрево военного транспортника вместе с полудюжиной офицеров имперской охранки.
А майор выждал, пока разъедется нагрянувшее на заставу начальство, и еще до рассвета, собрав два десятка людей, пошел на «Ми-24» за перевал, искать Семена. Ни под перевальным взлетом, ни на леднике они никого не нашли, и пошли вниз, осматривая ущелье. Когда в створе его, там, где оно выходило на плоский, подгрызенный сбоку рекой пятачок высокогорной степи, в вертолет попали две пущенные с земли ракеты. Первая — в мотор, вторая — метром ниже, пробив обшивку и разорвавшись внутри. Почти все майоровы люди погибли мгновенно. Сам он сидел рядом с пилотом и прожил на полминуты дольше — пока крошечные с высоты горбики торчащих из реки валунов не стали вдруг огромными и не смяли рухнувший на них вертолет.
Глава 20
Солнце плясало над водой. Вертолет перепрыгнул через седловину хребта, и вокруг внезапно стало ярко, ослепительно сине, будто летели сквозь языки голубого холодного пламени. Извилистой, втиснутой в осыпи лентой лежал под ногами Сарез — длинный, невероятно глубокий, чистый.
Столетие назад его родило землетрясение, столкнувшее в узкое ущелье целую гору. |