Моя первая жена Вика. Моя старшая сестра Анжела. Ее отец - мой отчим - Вячеслав Борисович. Одноклассник Кос¬тя Воронцов. Наша учительница по русскому языку и лите¬ратуре Анжела Николаевна. И соседка Люда.

Звонить я никому из них не стану. Просить деньги взай¬мы по телефону гораздо легче. Это так. Но столь же легко в подобной просьбе по телефону отказывать. Знаю по себе.

Пусть мне будет нелегко, но и им будет тяжелей отказать.

Аида, Никита! Пора!

Вдавливаю окурок в ракушку. Ишь, богиня, разлеглась. Вся в пепле, точно в пене морской.

Плащ беру, на всякий случай. Вчера по телеку дождь обе¬щали. Где он ударит точно - скрыли. Выразились туманно: местами - дождь. А ведь я сегодня буду в разных местах горо¬да. Значит, встреча неизбежна...

Все-таки я оптимист.

Людмила живет одна. Давно. Настолько давно, что уже пе¬рестала верить. Но не настолько, чтобы перестать надеяться.

На вид ей лет тридцать. Это значит, что ей около сорока.

Звонок стихнуть не успел, а дверь входная передо мной уже нараспашку. Вроде как она ждала, что к ней заявятся. Наверно, поэтому под халатом у нее ничегошеньки, только тело, налитое соком...

Она, открыв дверь настежь, не дает опомниться ни мне, ни себе словами:

-             Какая неожиданность.

Я слышу свой голос охрипшим:

-             Не ждала?

Что я говорю?

Но недолго я удивляюсь произнесенному вопросу, пото¬му что начинаю удивляться своим последующим действиям: я вхожу и притягиваю к себе это изголодавшееся по муж¬ским рукам тело. А оно, такое большое, оказывается таким легким. Я кружу его в вальсе страсти. Раз, два, три... На себя, вверх, и вперед - по коридору, потом направо и на диван...

Ее белые руки спускаются от пуговицы к пуговице... Плащ был брошен в прихожей... Я выскальзываю из рубашки и брюк... Помогаю ее белым рукам освободиться из тесных объятий рукавов халата... Еще мгновение - и мы уже одно целое.

После этого я не могу спросить ее о том, зачем пришел. Я ухожу ни с чем. Ухожу, пообещав вернуть себя вечером.

Всякая тварь после соития печальна. Я же, тварь, печа¬лен вдвойне. Ведь приходил я не за печалью. Осталось семь с половиной часов. И пять человек...

Что же произошло?

Ведь я люблю другую...

У меня давно не было женщины. И очень давно не было той, которую люблю... Я надеялся, она будет сегодня... Все-таки я оптимист...

У Воронцова ангина. Шарф на шее. Боль в глазах.

-             Как лечишься? - спрашиваю.

Он кивает в сторону кухни. Там гремит посудой мама. Она недовольна моим приходом.

Больному нужен покой. А мне деньги. Пусть каждый получит то, чего хочет. Дал бы он мне денег, я бы сразу оставил его в покое.

-             Слышь, Костя... Мне нужны деньги...

Костя улыбается и опять кивает в сторону кухни.

-             А у нее есть? - спрашиваю.

В ответ он лишь пожимает плечами. Я прохожу на кухню.

-             Как поживаете, тетя Марина?

-             Живу потихоньку. А ты? Работаешь где-то?

-             Да нет.