|
В кухне было совершенно темно; здесь парень и старуха остановились, не решаясь двигаться дальше из боязни на что нибудь натолкнуться. – Надо все таки что то придумать! Наконец Франсуаза зажгла свечу. В ту же самую минуту вошла Бекю, жена полевого сторожа, проведавшая о событии, без сомнения, своим нюхом – той скрытой силой, которая в одну минуту передает новость из одного конца деревни в другой. – Ну что же это с ним случилось, с беднягой? Да у него, как я вижу, кровь в теле свернулась. Скорее сажайте его на стул. Но Фрима не могла с этим согласиться. Разве можно было сажать человека, который и на ногах то не держится! Лучше всего положить его на кровать одной из дочерей. Начался спор, когда появилась Фанни с Ненессом: она узнала о том, что произошло, у Макрона, придя туда за вермишелью, и, беспокоясь о своих двоюродных сестрах, зашла посмотреть, в чем дело. – Может быть, и правда, лучше будет, если мы его посадим, – заявила она, – это заставит кровь течь. Тогда Муху посадили на стул около стола, где стояла зажженная свеча. Он уткнулся подбородком в грудь, руки его и ноги повисли, как плети. Судорога, перекашивавшая половину лица Мухи, открывала левый глаз, а из угла искривленного рта все сильнее и сильнее вырывался свист. Наступило молчание, – в сырую комнату, с земляным полом, покрытыми плесенью стенами и большой почерневшей печью, входила смерть. Жан стоял со смущенным видом, а обе девушки и все три пришедшие женщины уставились на старика, опустив руки. – Я все таки пойду за доктором, – решился заметить парень. Бекю покачала головой, из остальных никто ничего не ответил: если это пустяки, чего ради платить за визит; если это конец, то все равно доктор уже ничего не сможет сделать. – Что может помочь, так это язвенник, – сказала Фрима. – У меня, – пробормотала Фанни, – есть камфарная настойка. – Это тоже хорошо, – объявила Бекю. Лиза и Франсуаза, одурев, не знали, на что решиться. Старшая качала своего ребенка, Жюля; младшая стояла, держа в руках чашку с водой, и тщетно старалась напоить отца. Фанни, видя это, толкнула Ненесса, глядевшего во все глаза на гримасы умиравшего старика. – Сбегай домой и скажи, чтобы тебе дали бутылочку с камфарной настойкой. Она стоит в шкафу налево… Слышишь? В шкафу налево… Да зайди к дяде Фуану и к тетке Большухе, скажи им, что дяде Мухе очень плохо… Беги же, беги скорее! Когда мальчик одним прыжком выбежал из комнаты, женщины возобновили свой разговор по поводу случившегося. Бекю утверждала, что она знала одного господина, которого спасли тем, что щекотали ему в течение трех часов пятки. Фрима, вспомнив, что у нее оставался липовый цвет, которого она в прошлом году купила на два су для своего мужа, отправилась за ним. Она вернулась с маленьким пакетиком в руках, а Лиза, передав ребенка Франсуазе, уже успела развести огонь. Тут появился и Ненесс. – Дедушка Фуан уже лег… А Большуха сказала, что, если бы дядя Муха меньше пил, с ним бы ничего плохого не случилось. Но в это время Фанни, осмотрев принесенную им бутылку, воскликнула: – Болван, я ведь тебе говорила – налево! А ты взял да принес одеколон… – Это тоже хорошо, – заявила Бекю. Старика силой заставили выпить липового отвара, вливая его в рот с ложки, которую приходилось втискивать между сжатыми зубами; затем натерли голову одеколоном. Ему, однако, не становилось лучше, и это приводило всех в отчаяние. Лицо Мухи почернело еще больше, приходилось все время подтягивать его кверху, так как он сползал со стула, угрожая растянуться на полу. – Да а, – протянул Ненесс, подойдя к двери, – будет дождь. Небо какого то странного цвета. – Да, – подтвердил Жан, – я видел, как ползет скверная туча. |
