— «Эмм… религия, доминирующая на этом континенте, кажется, выглядит знакомой — она чем-то напоминает Старое Омнианство».
«Их бог так любит карать безбожников?»
«В последнее время — нет. Ни огонь с небес, ни всемирный потоп, ни превращение в пищевые добавки его не интересуют»
«Дай угадаю», — вмешался Чудакулли. — «Появился перед народным массами, дал несколько простых заповедей о морали, а потом — тишина? Не считая, конечно, миллионов людей, спорящих о том, что же на самом деле означают заповеди «Не кради» и «Не убивай»?»
«Именно».
«Значит, она ничем не отличается от Омнианства», — хмуро заметил Архканцлер. — «Шумная религия с молчаливым богом. Нам нужно действовать осторожно, джентльмены».
«Но я ведь уже обращал ваше внимание на то, что в этой вселенной мы не смогли обнаружить присутствия каких бы то ни было богов!» — воскликнул Думминг.
«Да, есть над чем поломать голову», — сказал Чудакулли. — «Так или иначе, здесь мы лишены волшебной силы, так что осторожность нам не помешает».
Думминг открыл рот. Он хотел сказать: «Да мы же все знаем об этом мире! Мы видели его зарождение! Все сводится к шарам, летающим по кривой. К материи, искривляющей пространство, и пространству, которое перемещает материю. В этом мире все объясняется несколькими простыми правилами! Вот и все! Все дело в правилах! Это так… логично».
Он хотел, чтобы все было логично. Плоский мир таковым не был. Некоторые события случались по прихоти богов, некоторые — просто потому, что на тот момент казались хорошей идеей, а некоторые — так и вообще по чистой случайности. Но логики в них не было — во всяком случае, логики, которая могла бы удовлетворить Думминга. В простыне, позаимствованной у доктора Ди, Думминг отправился в Афины — небольшой город, о котором рассказывал Ринсвинд — там он прислушивался к разговорам людей, не так уж сильно отличавшихся от Эфебских философов с их рассуждениями о логике, и чуть было не прослезился. Им не пришлось жить в мире, где все меняется по чьей-нибудь прихоти.
Их мир был похож на огромный тикающий и вращающийся механизм. Он подчинялся правилам. Вещи оставались самими собой. Каждую ночь в небе неизменно загорались одни и те же звезды. Планеты не исчезали из-за того, что пролетали слишком близко от плавника, который отбрасывал их далеко от солнца.
Никаких проблем, никаких сложностей. Несколько простых правил, горстка элементов… все это было так просто. Честно говоря, Думминг с трудом понимал, как именно из нескольких простых правил можно получить, скажем, перламутровый блеск или обычного дикобраза, но он был уверен в том, что это возможно. Он неистово желал верить в мир, где действовала логика. Все дело было в убеждении.
Он завидовал этим философам. Они кивали своим богам, а потом постепенно изживали их.
И вот теперь он вздохнул.
«Мы сделали все, что могли», — сказал он. — «Каков твой план, Ринсвинд?»
Ринсвинд пристально смотрел на стеклянную сферу, которая в данный момент была материальным воплощением ГЕКСа.
«ГЕКС, этот мир готов к рождению Уильяма Шекспира, о котором мы упоминали?»
«Готов».
«А он существует?»
«Нет. Его бабушка и дедушка не встретились. И его мать не появилась на свет».
Глухой голос ГЕКСа во всех подробностях поведал им грустную историю. Волшебники сделали заметки.
«Ладно», — сказал Чудакулли, потирая руки, когда ГЕКС закончил свой рассказ. — «По крайней мере, это несложная задача. |