Как ни отвратительно жить во время инфляции, все-таки ничего смертельно опасного в послевоенные десятилетия с этим не связывалось. Мне приходилось не раз бывать в странах, чьи деньги ежедневно сыпались с грохотом нулей вниз, как с чердака катится затоваренная бочкотара. Помню, как в одной стране мне говорили: тратьте ваш гонорар побыстрее, иначе от него не останется и половины в течение недели. Быстрее, быстрее жуйте, иначе за бифштекс, который вы сейчас едите, вы получите совсем неожиданный счет. Страна эта, впрочем, не развалилась, в тот год она жила, на взгляд иностранца, вполне прилично. Она развалилась позже и совсем по другим причинам. Существуют, впрочем, страны, которые десятилетие за десятилетием выпускают большие, красивые, но, увы, ничего не стоящие банкноты с видами национальных битв, но тем не менее и не думают разваливаться. Народ как-то приспосабливается жить на крутом склоне и не делает из этого трагедии.

В России, однако, другая ситуация, и в этой ситуации среди других угроз заложена одна фундаментальная, историко-идеологическая и социально-философская угроза. России выпало на долю стать полем провалившейся утопии, запущенной к действию толпой оголтелых большевиков. Здесь же произошла беспрецедентная в истории попытка поворота от утопии к человеческим формам общежития. Нынешний кризис чреват не только ухудшением жизненного стандарта, он чреват историко-идеологически-социально-философским провалом. Он может низвергнуть не только Россию, но и все человечество с драматических котурнов в вонючую парашу. Такая модель может быть продемонстрирована всем как антитеза соблазнам демократии.

Давайте называть вещи своими именами. Главным дестабилизующим, если не просто деморализирующим, механизмом в стране является Государственная дума.

Быть может, не вся она однородна, быть может, иные из депутатов охотнее пошли бы по стопам своих восточноевропейских коллег, вроде Квасьневского, отказавшихся от махрового большевизма в пользу более цивилизованной социал-демократии. В этом случае ничего не было бы страшного в том, что на место споткнувшихся правых пришли бы левые, чтобы потом, при перемене обстоятельств, по-джентльменски уйти, как это случилось в Венгрии и Польше. Наши, однако, никогда так не поступят. Чтобы не растерять своего страшненького электората, они никогда не откажутся от своего единого родства. Они и сейчас себя «чистят» под Лениным, под Сталиным, под Дзержинским, поскольку и электорат их марширует под портретами этих злодеев.

Среди людей малокомпетентных и нерешительных они одни компетентно знают, что надо делать: ренационализировать промышленность, ремилитаризировать страну, то есть восстановить ее величие, восстановить Советский Союз, восстановить государственный контроль над СМИ, оторваться от западной зависимости, поднять хоругви крайнего национализма.

Крайние элементы коммунистической партии никогда так близко не были к своей цели. То, что не удалось сделать с помощью язовских танков и макашовских штурмовиков, сделают зюгановские выборщики на фоне безработицы, стачек, стихийного «албанского» бунта масс, обманутых еще одной пирамидой. Албанские «коммисы» хотя бы оказались плюралистами. Эти не окажутся. На самом деле из всех некомпетентных они самые некомпетентные. И глупые. Но жестокие. Увы, наше общество вполне готово к возврату. Парадоксальным образом именно в результате гипертрофированного либерализма в последние годы развилась у нас гнуснявенькая шизофреническая ностальгия по «добрым старым временам» советского режима.

Не поздно еще одуматься. Демократия должна работать и избавляться от собственного дерьма, от воровства и невежества, от всех последствий инфляционного маразма, но она не должна прежде всего забывать о самой страшной опасности.