— Прекрасно образована, и у нее сильный характер.

— Я того же мнения, — охотно согласился я.

— В довершение всего она коммунистка, — улыбнулся он.

Между мной и Магидой на почве взаимного уважения завязалась крепкая дружба. Чаще всего мы встречались в кафе «Гроппи» в компании наших друзей и держались с ней как добрые товарищи. На ухаживания мужчин она не обращала внимания, считая их пустой забавой, и сама не прибегала к обычному женскому кокетству. Не испытывала особого почтения к так называемым буржуазным ценностям, однако всегда была на стороне искреннего, настоящего чувства.

— Не думай, мне вовсе не чужды эмоции, — сказала она мне однажды. — Напротив, я люблю любовь… — И, словно спохватившись, добавила: — Любовь и идеологию.

Почувствовав доверие ко мне, Магида рассказала свою историю:

— Родилась в мелкобуржуазной семье. Отец мой — скромный чиновник. Кроме меня, у родителей еще четверо сыновей.

— Значит, ты была избалованной любимицей, — заметил я улыбаясь.

— Совсем наоборот, меня все притесняли, и тем больше, чем старше я становилась. Я заставила уважать себя тем, что отлично училась.

Я улыбкой выразил свое восхищение.

— Когда я окончила среднюю школу, ко мне посватался один господин. Все в семье были согласны, однако я поставила ему условие: я должна получить высшее образование. Он спросил, зачем мне оно, и тогда я откровенно заявила, что хочу работать. Он был против. Мои родные взяли его сторону, но я настояла на своем. В результате он отказался от меня.

— И ты добилась, чего хотела!

— Да. В университете я познакомилась с преподавателем, оказавшим огромное влияние на всю мою жизнь. Ты слышал, конечно, о профессоре Мухаммеде аль-Арефе?

— Да.

— Он помогал мне в учебе, и от него я усвоила самую важную из всех наук.

— Коммунизм?

— Да. В конце концов мы полюбили друг друга, и вскоре после окончания университета я вышла за него замуж.

— Я думал, ты не замужем, — удивился я.

— Мы с ним прожили много счастливых дней, я родила двух мальчиков-близнецов и девочку. Хозяйство вела его мать. После ее смерти возникли трудности. Я буквально разрывалась между работой в газете и домашними делами. А муж мой любил порядок, привык, чтобы за ним ухаживали. Он предложил мне бросить работу.

— И был не так уж неправ.

— Нет, — возразила резко Магида. — У меня были свои планы. Я наотрез отказалась стать домашней хозяйкой и с его стороны не нашла ни сочувствия, ни понимания. — Я не промолвил ни слова, и она продолжала: — И тут мне открылся его эгоизм, грубость и себялюбие. Мир в семье кончился, начались скандалы, и дело дошло до развода.

— Когда же это произошло?

— Как раз во время эпидемии холеры.

— Ну и как же ты теперь живешь? — сочувственно спросил я.

— Как видишь, успешно работаю, — сказала она с гордостью. — Воспитывать детей мне помогает одна славная женщина. А муж платит алименты.

После июльской революции впервые наша дружба была омрачена серьезными разногласиями. Магида утверждала, что это реакционная революция, или мелкобуржуазный переворот, вполне устраивающий таких мелких буржуа, как я! И продолжала доказывать до той поры, когда Египет пошел на сближение со странами восточного блока. Только тут позиция Магиды стала смягчаться.

Мне невыносимо было видеть ее одиночество. Я чувствовал, что она страдает. Однако она отвергала домогательство своих коллег, ожидая настоящей любви.