|
Однако после переселения из отеля в «восточной» комнате начались вечеринки, на которые собирались всякие тунеядцы, певички из ночных клубов, актеры и актрисы. Вино лилось рекой, клубился синий дым, еду доставляли лучшие рестораны. Сам Адли, облаченный в шелковые одежды, расхаживал среди гостей, принимая выражения восторга и почитания. Последние десять тысяч улетучились в мгновение ока, и остался только доход от двух домов. Оптимисты говорили, что теперь-то он угомонится и будет вести размеренный, спокойный образ жизни. Но Адли уже пристрастился к расточительству, привык жить в атмосфере сказочной роскоши «тысячи и одной ночи». Однако, швыряя деньги на певичек из дорогих ресторанов, он куда с большим удовольствием развлекался с дешевыми проститутками и крестьянкой, торговавшей неподалеку от «Аль-Фишауи» суданскими орешками. Уже ничто не могло заставить его угомониться, и вскоре, несмотря на протесты друзей, он был вынужден продать один из двух домов. За одним последовал и другой. Все это время Адли выглядел счастливым до безумия. Не думал ни о чем — ни о прошлом, ни о будущем. В 1950 году он продал квартиру и вернулся жить в «Семирамис». Потом продал и машину. Будущее предстало перед ним в своем истинном свете. Помню, мы говорили об Адли с Редой Хаммадой.
— Как ты думаешь, он сумасшедший? — спросил я. — Не без этого, — сказал Реда. — Совсем не думает о завтрашнем дне. В какой-то степени я завидую этой его способности, — заметил я. — В жизни надо трудиться, иначе пропади она пропадом! — засмеялся Реда. Спустив все, что имел, Адли съехал из «Семирамиса». Он опять оказался без гроша в кармане, но теперь уже без надежды, как в прошлом, на смерть отца. Однако у него было что-то на уме. Выпив однажды две бутылки виски и проглотив лошадиную дозу гашиша, он побрел куда глаза глядят. Его бездыханное тело было найдено на следующее утро на берегу Нила.
Азми Шакер
Я познакомился с ним в 1960 году в салоне доктора Махера Абд аль-Керима. — Кажется, мы уже встречались в доме устаза Аббаса Фавзи в годы второй мировой войны, — напомнил я ему. — Я давно с ним не виделся, — сказал Азми Шакер. — Кстати, не объясните ли вы мне, почему он принялся за сочинение религиозных произведений? Его вера искренна? — Знаете, он всегда интересовался классической арабской литературой, — ответил я осторожно. Азми Шакеру в то время было лет сорок. Его ум, культура и откровенность покорили меня, он производил впечатление человека серьезного и внушающего доверие. Докторскую диссертацию по истории он защитил во Франции. Был женат на преподавательнице, тоже имеющей докторскую степень. Салем Габр, который хорошо знал Азми, говорил о нем: — В школьные годы он был вафдистом, потом заинтересовался социальными проблемами. Как он утверждает, мои статьи сыграли в этом немалую роль. Сам Азми Шакер говорил по этому поводу: — Мои симпатии к «Вафду» никогда не были так сильны, как симпатии вашего поколения, и я вовсе излечился от них еще до революции. Но я сохранил тесные связи с левым крылом «Вафда». Они считали меня коммунистом. Когда произошла революция, я встретил ее с радостью и вместе с тем с опасением. Я приветствовал свержение монархии, эвакуацию остатков английских войск. Однако я не очень-то одобрял аграрную реформу, а вскоре стал считать революцию переворотом, преследующим только реформистские цели и помешавшим свершению настоящей революции. Политические взгляды Азми Шакера послужили причиной увольнения его сначала из университета, а потом осуждения на несколько лет тюрьмы. После освобождения он работал в прессе. Выбирал темы, позволявшие ему выражать собственную точку зрения, и чаще всего писал о внешней политике и истории. |
