— Как ей такая мысль пришла в голову?

— Она увидела свидетельство Цезарева избранничества в черепе норки. Решила, что видит изображение своего сына в конфирмационной рубашке… стоящего, как распятый Христос.

— Клеймо, — прошептала Валерия. — Просто мороз по коже.

— Они крепко держались друг за друга, это верно, иначе быть не может… и обоснование всему этому, конечно, можно найти в Библии, — заключил Йона.

Валерия поднялась и подбросила в печку дров, раздула угли, закрыла дверцу и налила воды в кофейник.

— Я часто думаю, что в патриархальных религиях для женщин нет ничего хорошего.

— Согласен.

— Но чтобы Бог избрал тебя серийным убийцей — это все же совсем не то. — Валерия снова села.

Йона стал рассказывать дальше: о первой пленнице матери и сына, о ее беременности и самоубийстве. О том, как Цезарь был пациентом сетерского стационара. Он изложил идею Густава Шееле о том, что личность Цезаря разделилась на две, чтобы дать приют маленькому мальчику, привязанному к сводным братьям. Ребенку, который помогал убивать их. Один молодой человек знал, что нельзя запирать женщин в подвалах. Второй считал, что это в порядке вещей.

Не в меру возвышенное представление Цезаря о себе как о родоначальнике было его способом избежать боли, которую причиняли ему его невыносимые травмы.

Но этому душевному маневру постоянно угрожал Мартин, который вел счастливую жизнь с Памелой и падчерицей Алисой.

— Цезарь возненавидел Мартина.

— Потому что Мартин был его противоположностью. Хороший, добрый современный человек, — сказала Валерия.

— И Густав Шееле позаботился о том, чтобы в государственных реестрах оказался Мартин. Чтобы у его пациента началась новая жизнь.

— Понятно. — Валерия откинулась на спинку стула.

— Мы почти уверены, что стационар поджег Цезарь. Он хотел убить своего врача и уничтожить любую связь с Мартином.

— Потому что после этого он остался бы единственным, кто знает правду.

— Да, он хотел именно этого… но вот что удивительно: Мартин продолжал сражаться… Цезарь вел борьбу сознательно, Мартин — неосознанно; это стало очевидно, когда Цезарь во время рыбалки напал на Алису и передал ее своей матери. Мартин ответил тем, что пробил лед на полынье, не зная, что на самом деле пытается утопить Цезаря.

— Но ему это не удалось, — прошептала Валерия.

— Мартина спасли, и он впал в параноидальный психоз, его начали подстерегать мертвые братья… Кто знает? Может быть, пребывание в стационаре было его попыткой посадить Цезаря под замок.

Йона встал, задев головой лампу, налил кофе в две чашки и поставил их на стол.

— Но перехитрить себя невозможно.

— Нет, и в этом суть. — Йона сел. — Цезарь устраивал так, чтобы его отпускали из клиники — так он мог жить привычной жизнью. И все могло продолжаться гладко еще много лет, если бы не побег Йенни Линд. Цезарь потерял опору, почувствовал себя оскорбленным, и ему в голову пришла идея об ужасных наказаниях.

— Вот почему он пытался втянуть в дело Примуса, — кивнула Валерия и подула на горячий кофе.

— Цезарь звонил ему с контрабандного телефона Пророка, это интересная деталь…. Мартин, звоня Примусу, находился в отделении, но не слышал собственного голоса, потому что это был голос Цезаря… эта часть его личности оказалась заблокирована. Мартин услышал только, что Примус отказался быть соучастником убийства.

Йона задумался. Йенни за три дня добралась до Стокгольма, попросила в «Севен-Илевен» телефон и договорилась о встрече на детской площадке.