Однако от прочитанного у него кровь застыла в жилах, и он не знал, как об этом сказать Лоррен. Он даже не посмел сделать этого.

Она села за руль простого зеленого «Седана» и включила зажигание. Оба молчали, пока машина не выехала на дорогу. Оба мысленно отключились от сигналов радио полиции, как это делает каждый полицейский, и несколько минут ехали не разговаривая. Оба следили за своей стороной улицы, понимая, что каждый замеченный прохожий может быть либо потенциальной жертвой, либо убийцей. «Никто не знает, где скрывается зло, — размышлял Деррил. — Никому не дано читать в сердцах людей».

— Я попытаюсь стать им, — сказала Лоррен, прервав молчание после того, как они проехали несколько кварталов. Ее голос, неожиданно разорвавший тишину, даже испугал Деррила.

— Кем?

— Убийцей. Я пытаюсь выбросить все свои мысли и думать так, как думает он, чувствовать так, как чувствует он, и действовать соответственно. Так, чтобы вычислить, каков будет его следующий шаг, еще до того, как он сам примет решение.

— Это помогает? — спросил Деррил.

— Иногда. Мне таким путем удалось схватить нескольких преступников. Парня по кличке Мясник, орудовавшего большим ножом для разделки мяса. Вот так я его и поймала.

— У вас после этого не возникает… гадливого ощущения?

Лоррен рассмеялась, но в ее голосе не прозвучало ничего веселого.

— Я долго стою под душем. И не один раз. Стою под горячим душем. Это не помогает. Знаете, есть люди, с которыми я могу разговаривать. Это тоже не помогает. Затем я иду к могилам тех, кого он убил, или смотрю на фотографии жертв. Я также смотрю на людей, ходящих по улицам, которых ему не удалось убить. И мне от этого становится лучше. Это единственное, от чего мне становится по–настоящему хорошо.

— А как же сейчас? — спросил Деррил. — Вы еще не взяли его и знаете, что он на воле.

— Тут ничего не помогает, — ответила Лоррен. — Мне будет плохо до тех пор, пока я не доберусь до него.

— Вы суровы.

— Да. Но иногда это срабатывает, так что стоит быть суровой.

— А прямо сейчас? — настаивал Деррил. — Что вы чувствуете? Где он? О чем он думает?

Лоррен сделала левый поворот на Филберт–стрит.

— Мне трудно разобраться в настоящем случае, — сказала она. — Этот преступник не похож на других. Я не могу уловить его, не могу отчетливо представить его в уме.

Деррил подумал, что в ее словах что–то есть, если Лео и сестры Холлиуэл не ошибаются. Даже Лоррен неспособна постичь его, несмотря на свой богатый опыт.

— Могу сказать, что я думаю, — продолжала она. — Я думаю, что ему это нравится. Вряд ли он из тех, кто старается уговорить себя не делать этого или убедить себя, что это совершает кто–то другой. У него творческий подход. Мы до сих пор не знаем, какое оружие он использует, а это значит, что оно не совсем обычное. Он наносит им удары так часто, потому что получает от этого примитивное удовольствие. Однако поэтому мне труднее понять его, постичь умом, он какой–то внеземной.

— Я почти уверен, что вы правы, — сказал Деррил.

Но она словно не слышала его и пребывала в состоянии транса.

— Он любит туман, — продолжала она, — ибо туман скрывает, приглушает его шаги.

Убийца может красться сквозь него и вынырнуть, прежде чем жертва догадается, что он рядом. Не успеет она побежать или крикнуть, как он набросится на нее.

Говоря без пауз, словно не она ведет машину, Лоррен сделала такой резкий правый поворот на Стоктон–стрит, что шины завизжали, и направила машину к воде.