— Ягер зло усмехнулся. — И без того скудные архивы итальянцев разворованы или
уничтожены. А местные, мне кажется, даже писать не умеют.
— Напрасно вы так думаете. — Фрисснер прихлебнул из чашечки. Оказалось, что кофе остыл и приобрел противный вкус. — Я думаю, что наш
профессор смог бы рассказать вам много об этом народе. И о его письменности в том числе…
— Да уж… — Людвиг потянулся. — Наш профессор… Та еще птица. За ним нужен глаз да глаз.
Фрисснер пожал плечами и махнул рукой человеку, который пристально следил за ними.
— Еще кофе, пожалуйста. — Потом повернулся к Ягеру: — Смотрите не перестарайтесь. Когда я вытащил его из Бельзена, он шарахался от
собственной тени. Мне бы хотелось, чтобы он делал свою работу, не оглядываясь постоянно через плечо.
— Не беспокойтесь, я знаю свое дело. — Ягер посмотрел на новую чашечку кофе, поставленную перед Фрисснером. — Хотите еще рома?
— Нет, благодарю.
— Как будет угодно. — Ягер поднялся. — К сожалению, я должен идти. Вы доберетесь до дома сами? Тут недалеко… Увидимся завтра.
Он пожал руку Фрисснеру, решив держаться с ним поближе. Тем более что им предстояла совместная очень неблизкая дорога, и с самого начала
накалять обстановку было бы неразумно.
Оставив штурмбаннфюрера, то есть капитана, допивать кофе в одиночестве, Ягер вышел на улицу, предварительно оплатив оба счета. Средств,
слава боту, хватало, а оказать маленькую услугу Фрисснеру Ягер считал правильным. Тем более что его опыт работы и вербовки агентуры
рекомендовал подобные ходы. Часто получалось так, что мелкие и незначительные услуги ценились людьми гораздо выше, чем действительно
реальная помощь.
Людвиг переждал, пока мимо него проедет телега, груженная разнообразными фруктами, и перешел улицу. Тут же под ноги бросился попрошайка,
лопоча что-то на ломаном итальянском. Ягер легко пнул его сапогом и пошел дальше.
— Ааа… господин… Одну монетку, прошу… Господин… — Попрошайка не унимался, цепляясь за брюки.
— Пшел вон, — сквозь зубы бросил Людвиг. Наметанным глазом он заметил в полутьме подворотни нескольких человек, которые с напряжением
следили за действиями попрошайки.
— Всего одну монету… Господин… Ну пожалуйста…
Ягер сделал несколько шагов, а потом с деланным недовольством полез в карман. Попрошайка тут же оказался рядом. Люди в подворотне
насторожились.
Людвиг вынул монетку, подкинул ее в воздух, затем ловко поймал и, зажав в кулаке, двинул им попрошайке в ухо. Оборванец покатился в пыль.
— Ну, как тебе? — обратился к нему Ягер. — Еще хочешь монетку?
Нищий уполз в пыль, прикинувшись какой-то ветошью. Фигуры в подворотне истаяли.
Жест Людвига не был продиктован просто жестокостью или жестокосердием. Это был инстинкт самосохранения. Прожив в Триполи некоторое время,
он хорошо изучил нравы местного дна. Милосердие тут было не в почете и каралось весьма жестоко. Уличная шпана, обладавшая чутьем стаи
шакалов, с легкостью определяла человека мягкосердечного и слабого. Поэтому податель милостыни через два квартала мог вполне нарваться на
нож или просто быть избит и ограблен. Так что поступок Ягера был воспринят окружающими вполне спокойно.
Через две улицы, запруженные различными повозками, осликами и просто пешими людьми с баулами за плечами, Людвиг вышел к большому по меркам
военного Триполи ресторану. |