Они сидели во втором ряду балкона, у самого правого края. «Воландин» был в черном костюме с белой рубашкой и галстуком, но без привычного головного убора. А рядом с ним — Бегемот и Тарантул. Остальных же из свиты видно не было.
Директор тоже сделал паузу, выразительно посмотрев наверх, покачал головой и после этого снова продолжил:
— Нужно постоянно заботиться об улучшении жилищных и культурно-бытовых условий, решать другие насущные вопросы. Надо понять, что социальные проблемы прямо влияют на производительность труда, от чего зависит судьба наших с вами планов.
Он закрыл папку и, подняв голову, взглянул в зал, тем самым давая понять, что закончил свое выступление.
Похлопали и ему. Можно было заметить, что особенно старались помощнички из ближнего окружения. И среди них, конечно же, Павел Васильевич Бородкин, к этому времени с совершенно багровой физиономией.
Шумилов приготовился к чему-то необычному. К какой-нибудь диковинной выходке со стороны необыкновенных гостей. Но, к его удивлению, ничего такого, из ряда вон выходящего, не последовало. Мероприятие продолжало двигаться своим запланированным порядком, а директора на трибуне уже сменил очередной выступающий — бойкая женщина в лиловом костюме с волжским окающим говорком.
Но здесь необходимо пояснить, что спонтанное смятение на балконе было вызвано неожиданно возникшей дискуссией между некоей модно одетой шатенистой дамой в изумрудном муаровом платье и неугомонным типом со странной, напоминающей кошачью, физиономией.
Во время бодрой речи Орлова этот вертлявый тип все время прилипал и шушукался со своим очкастым соседом справа, отпуская разные неприличные колкости и замечания в адрес директора. Одним словом, вел себя вызывающе, что не могло не переполнить чашу терпения сидевшей позади него сознательной женщины, которую звали Алла Борисовна Пусько.
По большому секрету необходимо добавить, что Алла Борисовна была недурна собой и некогда состояла в предельно теплых отношениях с самим выступающим. Но со временем их отношения постепенно охладели, по всей вероятности, из-за отсутствия достаточного внимания со стороны мужской половины. Но, все еще живя воспоминаниями об утраченном и лелея в душе надежду на их чудесное возрождение, преданная женщина попыталась одернуть несознательного партийца:
— Товарищ, нельзя ли потише! Вы мешаете окружающим слушать выступление руководителя. Что, по крайней мере, уже нетактично…
Тогда котообразный, повернув свою наглую рожу с чудно торчащими в стороны усами как ни в чем не бывало заявил:
— Пардон! А разве здесь пахнет дельными мыслями? Хватит, наслушались этой брехни! — и он резанул пальцем по коротенькой шее. А затем, обращаясь к окружающим, совершенно возмутительным тоном заявил: — Да он и сам-то этим словам не верит, потому что лично ничего не писал. А так, считывает по бумажке чужое, нацарапанное ему референтом… Так что напрасно, дамочка, вы его защищаете. Разве что уж только по старой дружбе?.. — и, ухмыльнувшись, многозначительно подмигнул.
Алла Борисовнала вся так и вспыхнула от подобного неприкрытого цинизма, но, усмирив болезненное самолюбие, в свою очередь сдержанно заявила:
— Напрасно вы, товарищ, такими словами бросаетесь, пытаясь опорочить честное имя директора. — И ее изящные золотые сережки гневно блеснули неподдельными бриллиантами. — Это вам не к лицу. Критиковать каждый дурак может… Таких руководителей, как Лев Петрович, надо еще поискать!
Тогда этот наглый тип, нацепивший на шею безвкусный, неприлично пестрый галстук, словно приплелся на отдых в балаган, а не на серьезное мероприятие, поддержанный к тому же ехидной улыбочкой своего соседа, заявил:
— Да? А что, может, прикажете его еще и наградить за такую работу?
На что Алла Борисовна запальчиво ответила:
— Вполне! Не вижу никаких возражений. |