Ну, паразит, так за больное и дергает!

«Ну уж нет, — кумекает про себя Григорий Исакович, — я и маме-то родной никогда б ни за что не признался, не то что там следователю какому пронырливому или прокурору. А ты кто такой, что на мою душу навязался?»

И тут вроде как телевизор какой-то включился, и по нему вся эта история с краном быстренько и промелькнула. Со все-еми подробностями, черт возьми! А коварный пионерчик сидит, так своими глазенками и буравит. Мол, видите, дяденька, я все знаю. Ну тут уж куда деваться? Видит Григорий Исакович, что дело плохо. Тогда он и спрашивает:

— Так а что же теперь делать-то, мальчик? А? Как же беде-то помочь?

— Ну, как что? Все же очень и очень ясно. Надо этот тяжкий груз, дяденька, с себя снять. Здоровье-то, ведь оно дороже. Так ведь? Вот и надо набраться смелости, пойти в милицию и все им там в деталях и рассказать.

«Ишь ты, умный какой, шкет, нашелся!» — думает про себя Григорий Исакович, а сам между тем отвечает:

— Э-хе-хе… Так ведь другой тогда груз навалится, мальчик, еще более тяжкий, чем этот — тюрьма проклятущая! А я, мальчик, понимаешь ли, в тюрьму-то идти не хочу. Ну разве там мое место? А на кого я свое хозяйство… немалое оставлю, семью родную? Нет, нет, даже не заикайся!

— Ну что ж, очень жаль, дяденька, тогда уж придется… на кладбище, — так запросто, змееныш, произнес!.. А сам опять тяжко вздыхает. Вроде бы как на самом деле, сопляк, очень жалеет. А потом подошел к двери, открыл ее и напоследок чуть не плача, с полными слез глазами и говорит: — А вы все же подумайте, дяденька, хорошенько все обдумайте. А то ведь придется на кладбище холодное, — и исчез за дверью, дьявольское семя!

Вот такая пренеприятная ерундовина Григорию Исаковичу во сне прибрендилась. Прямо черт знает что! Не знаешь, на что и подумать.

Согласитесь, не правда ли, странный сон?!

Зато в натуральном смысле слова герой минувшего вечера, Лев Петрович Орлов, почивал, прямо скажем, довольно неплохо. Ну, тут уж, сами понимаете, такой эмоциональный подъем. Столько лет терпеливо ждал, втайне надеялся, и вдруг, неожиданно, бах, как гром среди ясного неба, и на вот тебе, свершилось! Из простого орденоносца превратился в самого что ни на есть настоящего Героя. Это вам не хухры-мухры, а высочайшая оценка Родины.

Правда, разок тоже среди ночи пробудился, но так, прямо скажем, по глупости. Неизвестно почему, но вдруг показалось, что награда-то не настоящая, а так просто какая-то елочная игрушка в виде звезды. Тут же включил аккуратненько свет, глянул с робким сомнением и… совершенно напрасно. Напрасно засомневался. Все на месте, как и положено. Поблескивает, красавица! Все же здорово кто-то придумал, какой-то оччень хороший человек: с алой колодкой золотая звезда. Да на черном строгом костюме с белоснежной рубашкой и галстуком! Смотрится превосходно! Просто закачаешься!

С этими приятными мыслями и забылся опять.

Утром же так крепко разоспался, что даже уж и жена будить принялась:

— Вставай, — говорит, — мой героический муж. — Ох, шутница! — Пора на работу за новыми подвигами собираться. А то и машина того гляди подойдет.

Быстренько умылся, привел себя в порядок, позавтракал. Настроение — отменное. Внутри все так и поет, и играет!

Жена хлопотала и вертелась вокруг как никогда, нежно посматривая на супруга.

Уже одеваясь и стоя по привычке перед зеркалом, Орлов, смерив себя критическим взглядом, внезапно заколебался:

— Слушай, Деля, как думаешь, может, не стоит пришпиливать? — кивнул он на звездочку.