|
Как технически грамотный человек вы должны понять, что любая мысль имеет, как у вас говорят, определенный диапазон частот, или скорость. Если люди мыслят с одинаковой скоростью, они понимают друг друга и от этого чувствуют удовлетворение. Если же не понимают друг друга, значит, их частоты не совпадают, и они испытывают при общении в какой-либо степени дискомфорт и даже внутреннее раздражение. А в зависимости от тренированности, от чувствительности и уровня развития аппарата, — и он постучал пальцем по виску головы, — возможна и его подстройка. Как, например, оркестр подстраивается под певца или наоборот. Или когда исполнители поют дуэтом. И с мыслью тоже самое… Петь в унисон, думать в унисон — никакой принципиальной разницы. Понимаете?… Самое главное, чтобы было чему подстроиться, — и он откровенно рассмеялся. — Вот почему вас, людей, всегда тянет в «свой круг», почему вы неосознанно стремитесь найти между собой взаимопонимание. А причина-то здесь проста…
Он положил руки на набалдашник трости и внимательно посмотрел на хозяина кабинета. — Это ведь только, Валерий Иванович, так кажется, что достаточно изъясняться на одном языке — и успех в понимании обеспечен. Далеко не так, уважаемый, и могу вас в этом заверить. Как историк с большим стажем могу сообщить, что у других народов точно такая же история, независимо от того, на каком языке они говорят. Уж вы мне поверьте… Если бы было все так просто, то, наверное, давно бы уж смогли людишки между собой договориться. А так говорят на одном языке, но совершенно не понимают друг друга… Вы же, — закинул он нога на ногу, — сами, наверное, не раз в этом убеждались? — и, видя согласное покачивание головой Шумилова, продолжил: — Не зря же небезызвестный и уважаемый вами писатель Ремарк, писал, что все недоразумения возникают из-за того, что люди просто не понимают друг друга. Да и как же, буду откровенным, можно понять, когда в вас, в людях гораздо больше различий, чем сходства. Надеюсь, что это для вас не новость? Он понизил голос и чуть наклонился вперед. — Я вам должен сказать по секрету: есть у меня одна слабость, слабость на дискуссии по различным вопросам, — и «Воландин» удовлетворенно откинулся на спинку кресла. — Вы должны согласиться, где, как не в дискуссиях, оттачивается острота мысли и меткость языка? Конечно, при одном непременном условии — когда есть достойный собеседник. А если этого нет, то совершенно пустая трата времени. Все равно, что вы со стеной разговаривать станете. Ни взаимопонимания, ни удовлетворения, ни острых вопросов и проблем. Ну а чтобы поддерживать достойную беседу, надо все же в этих вещах разбираться, а не только для приличия рот открывать… Уж сколько разных собеседников у меня побывало, — зажмурил он глаза и покачал головой, — счету нет. С кем только не приходилось мне вести длительные словесные поединки… Всех трудно и перечесть! А отсюда, как вы, наверно, успели заметить, появилась и эта, раньше не свойственная, склонность к философствованию… Да… С кем поведешься, как говорится… Но для того чтобы управлять серьезным ведомством, согласитесь, — вновь наклонился он и, взглянув на своих помощников, интимно прошептал: — Надо быть убедительным… — и он расплылся в довольной улыбке. Валерий Иванович только что хотел что-нибудь вставить от себя, как затихший было мальчуган, уставившись в потолок куда-то напротив окна, неожиданно заговорил: — В первый раз вижу, чтобы руки мыли цветочным одеколоном… Хозяин кабинета, не понимая, о чем идет речь, удивленно посмотрел на пионера. А тот, нажав на какую-то кнопку, отчего загорелся красный огонек, подал бинокль Шумилову: — Очень занятно… взгляните сами, сейчас все повторится… — Оччень занятно, — глухо подтвердила Гарпия, слегка растопырив черные крылья. |
