— Она выглядит вполне счастливой.
— Это счастье у нее, как мне кажется, продлится года два, — сказала Элла.
— Не больше?
— Нет. Вряд ли, да и Марина из тех людей, которым всегда кажется, что они нашли мечту всей своей жизни. Жизнь, однако, не так проста, вы согласны со мной?
— Да, — убежденно произнесла миссис Бантри.
— Вы правы, не так проста.
— Для него же ужасно много значит, будет она здесь счастлива или нет, — заметила Элла Зилински. Затем она проглотила еще парочку сандвичей с видом человека, спешно набивающего свой желудок, дабы не опоздать на поезд.
— А он, знаете ли, гений, — продолжала она.
— Вы видели какой-нибудь из его фильмов.
Миссис Бантри немного смутилась. Сидя в кино, она всегда была поглощена только картиной и не обращала внимания на длинный список режиссеров, операторов, продюсеров и других кинодеятелей. Очень часто она пропускала даже имена кинозвезд. Однако ей не хотелось, чтобы кто-то обратил внимание на этот ее недостаток.
— Я всегда забываю названия, — ответила она уклончиво.
— Конечно, его путь наверх был довольно труден, — продолжала Элла Зилински.
— Марины он добивался, как и всего другого, с боем. А ее не так трудно получить, как удержать. Она должна быть счастлива, а это далеко не так просто — делать людей счастливыми. Если только… если… они… они не…
— Она запнулась.
— Если только они не оптимисты по натуре, — пришла ей на помощь миссис Бантри.
— Некоторым, — задумчиво добавила она, — очень нравится считать себя несчастными.
— О, Марина не из их числа, — покачала головой Элла Зилински.
— Поэтому-то у нее такой переменчивый характер. Вы знаете, сейчас она, например, счастлива, даже чересчур, всем довольна и великолепно себя чувствует
— А стоит произойти какой-нибудь мелкой неприятности, и она впадает в другую крайность.
— Полагаю, это называют темпераментом, — неопределенно заметила миссис Бантри.
— Да, это верно, — согласилась Элла Зилински.
— Темперамент. У них у всех он есть, этот темперамент, но у Марины его больше, чем у других. Мне ли этого не знать! Я могла бы вам столько рассказать о ней!
— Она съела последний сандвич.
— Слава богу, я всего лишь секретарь ее мужа.
— О-о, как красиво!
— Ничего бы не пожалел, чтобы искупаться здесь!
— Это очень похоже на дом отдыха, в котором я недавно побывал.
— Разврат и роскошь, вот что это такое! Это следует запретить!
— Взгляните на этот мрамор! Он, наверное, стоит целую кучу денег!
— Не понимаю, почему эти люди думают, что могут тратить свои деньги, как им хочется?
— Может быть, это покажут по телику? Вот было бы здорово.
Даже мистер Сэмпсон, старейший житель Сент-Мери-Мид, с гордостью заявлявший, что ему уже 96 лет, хотя его родные упорно утверждали, что ему только 88, приплелся сюда, громко стуча палкой, чтобы взглянуть на это великое событие. Всему, что видел, он давал самую высокую свою оценку: «Черт побери!»
— Да, здесь будет царствовать разврат! Голые мужчины, пьющие женщины, наркоманы! В общем, так, как пишут в газетах. Да, — промолвил мистер Сэмпсон, с удовольствием причмокивая губами, — ну и разврат здесь будет.
Все знали, что гвоздь программы — прием в самом доме. |