У истоков будущего

Сначала мир явил мне дивный сад;

Везде искусств, обилия приметы;

Близ веси весь и подле града град,

Везде дворцы, театры, водометы,

Везде народ, и хитрый свой закон

Стихии все признать заставил он.

Уж он морей мятежные пучины

На островах искусственных селил,

Уж рассекал небесные равнины

По прихоти им вымышленных крил…

Уже в середине XVIII века в России появились оригинальные утопические произведения, живописующие процветающие страны с идеальным социальным строем. Конечно, первые русские утописты П. Ю. Львов и В. А. Левшин испытали влияние Кампанеллы, Мора и "Новой Атлантиды" Френсиса Бэкона — первой научно-технической утопии. Но это же совершенно естественный процесс! Как мы уже видели, европейские литературы тоже развивались под влиянием пионеров утопического социализма.

И в русских, и в западноевропейских образцах социальной утопии было много путаного. В домарксистскую эпоху истинные движущие силы истории понимались либо слишком упрощенно, либо, напротив, фетишизировались. У того же Кампанеллы в коммунистическом, казалось бы, обществе сохраняются самые варварские обычаи его времени, а в идеальном обществе М. М. Щербатова ("Путешествие в царство Офирское") удивительно уживаются монархический деспотизм и прогрессивный экономический базис. Будь иначе, это сочинение вряд ли смогло увидеть свет в царской России.

Философская и научно-социальная фантастика гармонично сочетаются в незаконченном романе В. Ф. Одоевского "4338 год. Петербургские письма". Это весьма заметная веха в истории мировой мысли. В романе Одоевского присутствуют многие черты, выделяющие научную фантастику в особый вид литературы. Ученые просвещенной России, ставшей к 4338 году центром мировой культуры, покорили воздушное пространство и стали управлять воздухом, изобрели синтетические искусства (см. соответствующие места в "Туманности Андромеды" И. Ефремова и "Магеллановом облаке" С. Лема), научились получать искусственную пищу из небелковых продуктов. Короче говоря, в романе есть все то, что делает произведение научно-фантастическим. Одоевский заглядывал из николаевской России в тысячелетия, не подозревая, что век спустя многое из того, о чем он мечтал, станет реальностью. Его последователь американский писатель Эдвард Беллами в нашумевшем романе "Через сто лет" пытался просматривать всего на век вперед, но и его опередил научный прогресс лишь за какие-нибудь три десятилетия.

Не в том дело, что сбылось или не сбылось. Писатель — не пророк. Одоевский звал из царства казарм и палочной дисциплины в мир прогресса и социального равенства. Этим и ценен его незавершенный и во многом наивный роман. И еще одно. Вслед за Одоевским к утопическому жанру обратился Н. Г. Чернышевский, Речь идет о том самом Четвертом сне Веры Павловны ("Что делать?"), который так подробно изучается в наших школах.

Оригинальную утопию гротеска ("3448 год. Рукопись Мартына Задеки") создал в 1833 году А. Ф. Вельтман. Утопические картины "мужицкого рая" присутствуют в произведениях Льва Толстого, Н. Н. Златовратского и других. Модели общинного социализма создают писатели-народники С. М. Степняк-Кравчинский, Г. И. Успенский, П. В. Засодимский.

В 1895 году инженер В. Чиколев публикует роман "Электрический рассказ", герой которого знакомится в "Институте экспериментального электричества" с электрифицированными фермами, электровозами, всякого рода автоматами. Это был почти в буквальном смысле слова взгляд в завтра. Потом это получило название фантастики "ближнего прицела", в которой уже разработанные, но еще не вышедшие из стен лабораторий приборы и материалы сделались самоцелью, основным объектом повествования. Люди к таким приборам были искусственно пристегнуты, поскольку без людей не может быть и литературного произведения.