|
А еще есть молодой парень, который рассказывает историю, а в конце концов – вот третий элемент, который у меня был, – в финале выясняется, что парень, рассказчик, как раз таки и убил чужака. Парень ненадолго выходит, потом возвращается, громко хлопает дверью и входит, потом появляется и раненый чужак; а в конце оказывается, что убил его именно рассказчик. А затем я осознал, что это мое изобретение, как и все литературные изобретения, уже было изобретено другими. Я узнал о новелле Чехова, о рассказах Агаты Кристи, которые основаны на такой же неожиданной концовке, когда рассказчик, которого мы заранее исключили из числа подозреваемых, оказывается убийцей. А последняя фраза моего рассказа звучит приблизительно так: «И тогда, Борхес, я обтер нож, и был он как новенький, безгрешный».
Итак, мы узнаём, что именно этот парень убил чужака. А еще об этом знает женщина бывшего красавчика, который выказал себя трусом, и эта женщина выбрала своим мужчиной молодого, ведь в такой примитивной среде ищут именно этого: чтобы женщина могла получить от своего избранника защиту, а этот паренек уже сумел доказать свою мужественность. И я, как видите, вернулся к теме танго, хотя и не уверен, что сделал это должным образом. Одно стихотворение, «Танго», начинается так: Это означает, «где они теперь», как будто прошлое находится где-нибудь в пространстве, а не только является временем. И дальше: И вот я думаю обо всех этих безымянных мужчинах, погибших в разных уголках родины. Впрочем, несомненно, такой тип мужчины явил себя во всех краях. А потом я говорю о Район Корралес всегда стоял первым в ряду других районов. Я снова вспоминаю Паредеса, моих старых друзей и вспоминаю, что они всегда рассказывали о своем районе, но еще говорили о Суре и о Корралесе. И никогда не упоминали никаких других мест. Что касается Бальванеры, то есть ближайших и дальних окрестностей района Онсе, это был бедовый район еще задолго до того. Настолько лихой, что Груссак, подтрунивая над Алемом, именует его Робеспьером из предместья. И добавляет, что в речах, произносимых в конгрессе, Алем почти не смягчал жестов и выражений, которыми пользовался прежде, в атриуме Бальванеры, славном своими выборами, лихостью своих выборов. А после этого я спрашиваю: где та отвага, то счастье, то стремление к мужеству, тот вызов незнакомцам – где все это, столь чуждое нашему времени? И я говорю, что эти мертвецы живы в танго. Я говорю, что, слушая танго, такие как «Початок», «Цыпленочек», «Семь слов», «Аргентинский апаш», «Парень из Куско», мы ощущаем это счастье отваги. А еще я говорю о «беспечных аккордах несдающейся гитары», потому что гитара всегда производит впечатление усилия: это гитара, А еще я говорю: Не имеет значения, что умерли отдельные люди. Слушая старое танго, мы знаем, что прежде были люди не только отважные – то же происходит и с поэзией Аскасуби, – но и отважные в своем веселье. А потом я говорю, что танго дает всем нам воображаемое прошлое, что, слушая танго, все мы каким-то магическим образом обретаем воспоминания о «нашей смерти в тупике предместья». Иными словами, подводя итог всему сказанному раньше, я говорю, что танго, а в особенности милонга, были символом счастья. И можно предположить, что это – навсегда; я думаю, есть нечто в аргентинской душе, нечто спасаемое этими несчастными, порою безымянными, композиторами с окраин, нечто такое, что вернется. То есть в целом я полагаю, что изучать танго небесполезно, это то же, что изучать превратности аргентинской судьбы, ее душу. А теперь, завершая разговор, я благодарю вас за терпение, и мне сказали, что будет еще сюрприз, для вас и в первую очередь для меня, для меня тоже, и этот сюрприз – присутствующий здесь декламатор, а затем мы, как и всегда, послушаем маэстро, который в хронологическом порядке – и гораздо лучше, чем это сделал я, – расскажет нам о приключениях танго. |
