Изменить размер шрифта - +
На одной из граней была большая буква «А», которая, если наполнить ее краской или сажей, сможет оставлять отпечаток и повторять его сколько угодно раз. Если рядом положить несколько разных кубиков, то может получиться слово, несколько слов сложатся в строку, строки – в страницу. Предположим, все кубики имеют равную величину. Неужели в этом и заключается тайна, о которой говорил китаец?

Нет, сказал себе Мельцер, за этим, должно быть, кроется что-то еще. Если речь действительно идет о каком-то техническом приспособлении, созданном китайцами, то не может быть, чтобы все было настолько просто; в противном случае, ученые христианского мира сделали бы это открытие уже сотни лет назад.

Вскоре разговор между папским легатом и китайцем окончился примирением и уверениями последнего, что в течение недели проблема будет решена.

Из своего окна Мельцер видел, как худощавый легат, одетый в зеленый бархат, покинул миссию и тут же к дому подъехала повозка с тремя китайцами. Все они выглядели взволнованными и под радостные крики внесли из повозки в дом три больших деревянных ящика.

Прошло немного времени, и в комнату к Мельцеру вошел лысый китаец с черной косой. Но сейчас его лицо было приветливым, не то что прошлой ночью. Китаец даже сложил на груди руки, поклонился и певуче сказал:

– Я – мастер Лин Тао, я прошу у вас прощения. Мы обошлись с вами несправедливо.

– Вы…

– Лин Тао, – подчеркнуто вежливо повторил китаец и продолжил: – Вы, хоть я на это и не рассчитывал, прошлой ночью сказали правду. Мы нашли наш багаж – там, где вы и говорили.

– Это меня радует, – облегченно вздохнув, сказал зеркальщик. – В таком случае могу ли я надеяться, что вы отпустите меня домой? Кстати, меня зовут Михель Мельцер, я зеркальщик из Майнца.

Лин Тао быстро закивал:

– Мы рады, что нашли багаж. Его содержимое много значит для нас. Как мы можем загладить свою вину?

И тут зеркальщик сказал то, что вызвало удивление у него самого и чем он гордился на протяжении еще многих лет. Мельцер сказал:

– Позвольте мне узнать вашу тайну, и я забуду все, что со мной произошло.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – произнес китаец, и его лицо снова помрачнело, как прошлой ночью. – О какой тайне вы говорите?

– О том открытии, прибыль от которого вы хотите получить, продав Папе изготовленные индульгенции, мастер Лин Тао.

Лин Тао подошел к Мельцеру на шаг, но потом остановился как вкопанный. Он уставился на зеркальщика, словно только что подтвердил свое предположение о том, что гостю все известно.

А Мельцер с улыбкой указал на узорчатую стену и добавил:

– У стен, мастер Лин Тао, есть уши. Кроме того, у меня было достаточно времени, чтобы задуматься над тем, почему невзрачная глиняная игральная кость имеет для вас такое значение. Эти размышления и ваш разговор с папским легатом натолкнули меня на мысль, что речь идет ни о чем ином, как об искусственном письме.

– Вы умный человек, мастер Мельцер из Майнца!

– Умный? Как бы я хотел быть умным, настолько умным, чтобы самому додуматься до искусственного письма.

– А если мы скажем «нет»?

– Что вы имеете в виду?

– Если мы не позволим вам узнать нашу тайну об игральных костях с буквами?

Мельцер пожал плечами.

– В таком случае мы вместе осушим по чаше вина и забудем о том, что случилось прошлой ночью.

Китаец смущенно улыбнулся. Ему казалось, что за благородством Мельцера что-то кроется.

– А ведь я мог бы быть вам полезен, – продолжал Михель. – Видите ли, я хоть и простой зеркальщик, но умею обращаться со свинцом, оловом и сурьмой так же хорошо, как медик с клистиром.

Быстрый переход