ГОСПОДИН. Никогда не слышал про такой.

ТРАКТИРЩИЦА. Принесите стол! Стулья!

Автором предписано, что на своем пути вы остановитесь в моем трактире, где поужинаете, утолите жажду, хорошенько выспитесь и заодно послушаете трактирщицу, которая на всю округу известна своей неимоверной болтливостью...

ГОСПОДИН. Как будто мне не достаточно своего слуги...

ТРАКТИРЩИЦА. Что господа желают?

ГОСПОДИН (влюбленно смотрит на нее). Этот вопрос надо хорошенько обдумать.

ТРАКТИРЩИЦА. Думать тут не о чем. То, что вы пожелаете — утку, картошку и бутылку вина, уже придумано, и не мной...

ЖАК. Мой господин, вы собирались мне что-то рассказать о поэте.

ГОСПОДИН (восхищенно оглядывается на ТРАКТИРЩИЦУ). Поэте?

ЖАК. О том молодом поэте, что однажды посетил нашего с вами господина.

ГОСПОДИН. Да! Так вот, как-то пришел к господину, который нас с тобой создал, молодой поэт. Поэты надоедали ему довольно часто. Их ведь всегда в избытке. Ежегодно их появляется что-то около четырехсот тысяч. И это только во Франции! Что уж говорить о менее развитых странах!

ЖАК. И что с ними делают? Истребляют?

ГОСПОДИН. Так бывало в древние времена, в Спарте. Там поэтов сразу после рождения сбрасывали со скалы в море. Но в нашем гуманном восемнадцатом веке живет кто попало аж до самой смерти...

ТРАКТИРЩИЦА (приносит бутылку вина, наливает). Нравится?

ГОСПОДИН (пробует). Великолепное! Оставьте его нам.

Итак, однажды у нашего господина объявился молодой поэт и вытащил из кармана листок бумаги. — Какой сюрприз, — сказал наш господин, — ведь это стихи! — Стихи, маэстро, мои стихи, — подтвердил молодой поэт. — Пожалуйста, скажите мне о них правду, только чистую правду. — А вы не боитесь правды? — спросил наш господин. — Нет, — ответил дрожащим голосом молодой поэт. И тогда наш господин ему сказал: — Милый друг, ваши стихи не стоят выеденного яйца и никогда не будут стоить больше. — Это печально, — сказал молодой поэт, — значит, всю жизнь я буду вынужден писать плохие стихи... И наш господин сказал: — Будьте осторожны, молодой человек! Ни боги, ни люди, ни даже постаменты никогда не прощали посредственности в поэзии! — Я знаю, маэстро, — продолжал поэт, — но ничего не могу с собой поделать. Я одержимый...

ЖАК. Какой?

ГОСПОДИН. Бесноватый... — Я знаю, маэстро, — сказал поэт, — что вы — великий Дидро, а я — всего лишь плохой поэт. Но нас, плохих поэтов, намного больше, и при голосовании мы вас всегда победим! Все человечество состоит сплошь из плохих поэтов! И публика в массе своей — духом, вкусом, взглядами — тоже сплошь плохие поэты! Так неужели вы думаете, что плохие поэты способны обидеть друг друга? Ведь идеалом плохих поэтов, которые и составляют человечество, без сомнения, являются плохие стихи! Значит, у меня есть шанс стать великим, признанным поэтом именно благодаря потому, что я пишу плохие стихи!

ЖАК. Это так сказал нашему господину молодой плохой поэт?

ГОСПОДИН. Да.

ЖАК. Его слова не лишены самоуверенности.

ГОСПОДИН. Не лишены... А знаешь, мне пришла в голову одна богохульственная мысль.

ЖАК. Я знаю, какая.

ГОСПОДИН. Ты знаешь?

ЖАК. Знаю.

ГОСПОДИН. Так скажи.

ЖАК. Не скажу. Она пришла в голову вам, а не мне.

ГОСПОДИН. Тебе тоже, не лги.

ЖАК. Мне тоже, но после вас.

ГОСПОДИН. Ну, какая мысль? Просто ради интереса!

ЖАК. Вам пришло в голову, что наш с вами господин, возможно, тоже был плохим поэтом.

ГОСПОДИН. А кто может доказать, что не был?

ЖАК. Думаете, мы вышли бы лучше, напиши нас кто-нибудь другой?

ГОСПОДИН (задумчиво). В том-то и дело. Если бы нас создал какой-нибудь действительно великий автор, какой-нибудь гений — тогда определенно.