— Ничего не понимаю! А что с мясником?

— Уже в Бутырке! Санкцию дал Московский прокурор…

— Сейчас я свяжусь с его заместителем. Узнаю…

— И сразу перезвони.

Через минуту на проводе у Скубилина уже был все тот же заместитель транспортного прокурора Дороги.

На этот раз судачили не о парилке, ни о деликатесах. Ни о детективах.

Зампрокурора был в полной прострации от случившегося.

— Я звонил на Радио. Там все тоже в недоумении…

— Что за эфир?

— «Человек и закон».

— Что они там? Оборзели?!

— Ну, вообще-то, это сейчас модно — лить грязь на правоохранительные органы. Такое время. Играют на низменных чувствах толпы…

Зампрокурора терялся в догадках:

— Но, главное, ракурс! Вы бы слышали! Звучало примерно так. Я записал: «За бесчестного работника торговли, которого давно надо было гнать грязной метлой вступился прокурор!.. Молодого оперативного уполномоченного — комсомольца — упекли в следственный изолятор…Его матери — заслуженной сельской учительнице, воспитавшей не одно поколение советских труженнников — даже не сообщили…»

— Это кто-то подготовил!

— Тут же вмешалась Генеральная прокуратура… Прокурору позвонили. «Хочешь дальше работать — срочно принимай меры…» Наш откровенно струсил… Тут кто хочешь накладет в штаны…Тут же поехал в Бутырку с постановлением об освобождении, с цветами. Принес извинение…

— Ну, бардак! — Скубилин все еще ничего не понимал. — И что теперь?

— Ждем-с.

— А кто поставил этот материал в эфир да еще в дни работы съезда? Узнали?

— Нет. Но думаю, такое решают на уровне зампреда с подачи ЦК! Поэтому совершенно непонятно, откуда ветер…Пришла беда, открывай ворота…

Жернаков, которому Скубилин тут же перезвонил, тоже не мог даже предположить, какие силы стоят за молодым горцем. Грешил на Ильина:

— Шибко надавил сверху. Через ЦК.

— А что делать?

— Придется Саидова восстановить, Василий. Дать срочный отпуск для поправки здоровья, путевку в санаторий… Другого не дано…

— Ну дела…

— Мы тебя конечно накажем, для примера. Не без этого… И будешь работать дальше. Выговор — не туберкулез, как говорили, жить можно…

— Что делается, Борис Иванович?! — фальшиво пропел Скубилин. — Что же такое происходит?

— Все интриги Ильина и Авгурова. Но сегодня не это главное. Сначала надо довести до конца со Съездом. Чтоб никаких претензий со стороны гостей, делегатов… Потом будем разбираться!

— С жалобой насчет моей бывшей дачи не решили?

— Ильин взял ее себе. «Для подготовки проекта заключения…» замминистра круто перевел стрелку. — Где у тебя вечером поезда с избранниками?

— По Каширскому ходу… — Скубилин пустил скупую мужскую слезу. — Надо ехать. Служба есть служба! А что еще остается, Борис Иванович. Хочешь, не хочешь, а надо, хоть прошлая ночь вся была на ногах!

— Тут ты прав, Василий! Держись.

Скубилин положил трубку. Оставил остывший чай.

По телевизору давали дневник съезда. На экране возник председатель мандатной комиссии.

Скубилин прибавил звук.

Оратор привычно рубал:

— Убедительно раскрыты… научный анализ… по-ленински откровеннно и глубоко… — Покадив генсеку, оратор дальше курил фимиам всем подряд.