|
- Ни один из горцев брата Ефраима не остался в стане, - промолвил Марион, как бы в подтверждение слов лесничего. Невозможно себе вообразить бешенство и отчаяние Кавалье, когда он понял, что все его планы были так жестоко разрушены неукротимым и слепым фанатизмом Ефраима. На минуту он остался неподвижен, точно пораженный новым ударом и не находя ни одного слова. Ролан понял всю важность рокового неповиновения Ефраима и сказал с упреком последнему: - Если наш лагерь попадет в руки филистимлян, что станет с нами? - А что сталось с Израилем? Когда народ его находился перед Красным морем, не Он ли разделил воды моря перед ним? - вскричал лесничий, взбешенный тем, что камизар разделял боязнь Кавалье. А Жан, рассчитывая на поддержку Ролана, сказал ему: - Ты слышал: он не отрицает своего преступления. Скажи по совести, не заслужил ли он сегодня два раза смерти по всем военным законам? Если ты согласен с этим, прикажи четырем из твоих людей зарядить мушкеты: пусть он помолится и умрет. Не произнеся ни слова, Ефраим взял свою тяжелую секиру, бросил свирепый взгляд на Кавалье и остановился в ожидании, опершись руками на оружие. Ролан опустил голову и не сказал ни слова. - Что же, твое молчание осуждает его или оправдывает?- спросил Кавалье Ролана, сильно стукнув ногой о пол. - Пути Господа неисповедимы, - проговорил Ролан глухим голосом. - Если брат Ефраим и согрешил по неведению, то ты, на которого дух Божий снисходит иногда, спаси наших больных, наших жен и детей, которые иначе будут безжалостно избиты филистимлянами. - Спаси их, брат Кавалье! Католики будут безжалостны, - прибавил Марион, складывая руки с мольбой. - Клянусь смертью и кровью, и я думаю, что они будут без жалости! - вскричал Кавалье, давая наконец исход своему отчаянию. - Трусы, изменники, болваны этакие! Вы губите вашим упрямством самое благородное, самое святое дело! С этого дня между вами и мной все кончено! Будьте вы прокляты! Кавалье направился к двери. - Жан Кавалье! - воскликнул Ролан, бросаясь к севенцу, чтобы загородить ему выход. - Итак, твои личные чувства заставляют тебя забыть спасение твоих братьев? Если Ефраим был введен в заблуждение видением, значит ли это, что ты, который считаешь себя выше и умнее его, должен отдать твоих в жертву ярости врага? Слова эти, казалось, произвели впечатление на Кавалье: он остановился. Он решил в последний раз попытаться строгим примером подчинить этих неукротимых людей военной дисциплине. Он вернулся и сказал торжественным голосом: - Пусть этот изменник будет казнен смертью, согласно законам войны, пусть эти горцы признают начальником одного из моих лейтенантов! Поклянитесь мне святым именем Господа, что с этой минуты вы будете слепо повиноваться всем моим приказаниям. Пусть сейчас же все офицеры и солдаты признают меня генералиссимусом всех войск Предвечного и пусть мне предоставлена будет власть над жизнью и смертью всякого, кто в будущем осмелится пойти против моей воли. Только этой ценой обязуюсь я предотвратить от вас угрожающую вам опасность, если только еще не поздно. Подумайте! Еще раз спрашиваю вас: даете вы мне право наказать этого изменника, а также полную власть? - Тебе, значит, непременно нужно, чтобы твоя царская одежда была запятнана кровью верного служителя Божия? - спросил Ефраим совершенно спокойно, с презрительной улыбкой на устах. |
