|
- Кому вы это говорите, добрейший капитан! Между нами находились Жюзен Бородатый и Чердын Черный, которые перед Белградом, желая поусердствовать для вас, содрали полчерепа, с этого "бостанджи" (начальника) и в таком виде отправили его для назидания к паше-бею. Клянусь, трудно найти более чистую и ловкую работу. - Без сомнения, без сомнения, - проговорил Пуль, с каким-то диким удовольствием. - Но знаешь ли ты, в чем тут дело? Нужно выволочь тело старухи на забор! - Какая-нибудь гугенотка, умершая нераскаянной грешницей? - спросил сержант. - Да, мать нашей хозяйки, которая сегодня ночью послала к черту первосвященника и его монаха, громкими криками призывая к себе министра. - Министра! Вот как! Добрейшая женщина, надо полагать, с ума спятила? Министра! Но в Севенах больше нет ни одного. К колесу или к кострам следовало ей обратиться за министром, если бы колесо или костер были в состоянии возвратить их. Вот каковы, в конце концов, эти дочери Евы! Вечно стремятся к запрещенному плоду! - пошутил сержант. - В то время как первосвященник хотел исповедать ее, а она отказывалась, старушка и скончалась. И душа улетела... Эблис (черт) знает, куда, как говорят турки. - И в наказание за то, что она сама себя обрекла на проклятие, тело старухи тащат на забор? - проговорил, пожимая плечами, сержант. - Таков указ короля. Хорошо! Но гром и молния! Не дело таких храбрых партизан, как мы, микелеты, запрягаться в такую поклажу. - По крайней мере, когда под начальством фельдмаршала Бутлера наши карабинеры рубили или расстреливали кого-нибудь, в продолжение двух дней им предоставлялся повышенный оклад; ограбление наказуемого шло в их пользу; сверх того они получали хорошую кружку рейнского от маршальских запасов, - сказал сержант, прищелкнув языком. - К черту! Мои микелеты не возьмут на себя этого поручения, - проговорил Пуль, подумав с минуту. - Пусть эти куклы в кафтанах с золотыми галунами, которых они называют сен-серненскими драгунами, займутся этим. Я пойду объявить свое решение первосвященнику, убей его Бог! - А если он вас принудит к этому, добрейший капитан? - Принудить меня, Пуля? - проговорил партизан с презрительной улыбкой. - Мне не трудно поставить преграду между его и моей волей. Сержант недоверчиво покачал головой и сказал Пулю: - Послушайте, капитан! Долг чести и вежливость - прекрасные вещи. Но подумайте: здесь ведь хорошо платят, нас чуть не озолотили. Нам дают на каждого солдата тридцать су ежедневно, а вы им выплачиваете девять, из которых мы вычитаем десять за продовольствие и вооружение; в сущности же, мы разрешаем им питаться и вооружаться на чужой счет. Правда, вы настолько великодушны, что оставляете за ними нечто для покупки вина, табака и приобретения прочих сладостей жизни - то су, которое они обязаны были бы добавить к девяти су своего жалованья, чтобы быть с вами в расчете. Это великодушно. Но, наконец, эта щедрость не разоряет вас совершенно... и... - Кончил ты, наконец? Кончил? - нетерпеливо крикнул рассерженный Пуль. - Еще одно слово, добрейший капитан. По ходу дела весьма вероятно, что, в конце концов, загнанный за веру зверь лягнет, не выдержав побоев. |
