Я был с нею до конца, и
когда наступил тот черный день, который ляжет неизгладимым пятном на ее
убийц в сутанах {Прим. стр.25}, этих французских рабов Англии, и на Францию,
оставшуюся безучастной и не предпринявшую ни малейшей попытки к ее
освобождению, - моя рука была последней, которой Жанна д'Арк коснулась при
жизни.
Проходили годы и десятилетия, и образ чудесной девушки, промелькнувшей
метеором на военном горизонте Франции и исчезнувшей в дыму инквизиторского
костра, отодвигался все дальше и дальше в прошлое и становился все более
поразительным своей необычностью, священным, трогательным и прекрасным. И
только теперь я полностью понял и осознал, кем была она, - благороднейшим
существом, когда-либо жившим на свете после Сына божьего.
Глава II
Я, сьер Луи де Конт, родился в Невшателе 6 января 1410 года, то есть
как раз за два года до рождения Жанны д'Арк в Домреми. Моя семья бежала в
эти отдаленные районы из-под Парижа в начале столетия. По своим политическим
убеждениям мои родители были арманьяками-патриотами {Прим. стр.26}: они
горой стояли за своего французского короля, хотя он не отличался ни умом, ни
способностями. Бургундская партия, поддерживавшая англичан, обобрала моих
родителей до нитки. Она отняла у нас все, кроме дворянского титула моего
отца; поэтому, поселившись в Невшателе, он жил в бедности, печальный и
одинокий. Но зато политическая атмосфера, в которой он очутился, пришлась
отцу по вкусу, а это много значило. Покинув край, населенный фуриями,
безумцами, дьяволами, где кровопролитие было одним из видов
времяпрепровождения и где ни один человек не чувствовал себя в безопасности
ни на минуту, отец попал в сравнительно спокойный уголок. В Париже по ночам
бушевала чернь; она грабила, жгла, убивала беспрепятственно и беспрерывно.
Солнце всходило над разрушенными, дымящимися зданиями, над изуродованными
трупами, которые валялись везде на улицах, раздетые донага ворами: они
довершали грязное дело черни. Ни у кого не хватало смелости подбирать эти
тела для погребения; трупы разлагались, и это грозило вспышкой чумы.
И чума вспыхнула. Эпидемия уносила людей; они гибли, как мухи; похороны
совершались втайне, только по ночам. Публичные похороны не разрешались, так
как народ, узнав о количестве жертв чумы, мог лишиться мужества и впасть в
отчаяние. Наконец, настала невероятно суровая зима, не виданная во Франции
за последние пятьсот лет. Голод, мор, убийства, стужа и снег - все это сразу
обрушилось на Париж. Мертвецы грудами лежали на улицах, и волки среди бела
дня появлялись в городе и пожирали их.
Ах, как низко пала Франция, как низко! Более трех четвертей века
английские клыки вонзаются в ее тело, а ее армия, испытывая беспрерывные
неудачи и поражения, так пала духом, что говорили, будто одного появления
английских войск было достаточно, чтобы обратить ее в бегство. |