Как видите, находчивость Жанны проявилась и здесь. Если
бы мы скакали во весь опор, не дождавшись, пока протрубит рожок, кто-нибудь
из солдат вражеской боевой охраны мог бы спросить у нас пароль; но теперь
они думали, что мы едем занимать место для ночлега, и нас никто не
задерживал. Нем дальше мы двигались, тем грознее казались нам силы врага.
Возможно, их была сотня или две, но мне мерещились тысячи, а когда мы
миновали последнего солдата, я почувствовал невероятную радость, и чем
дальше мы уходили в темноту, тем лучше я себя чувствовал. Но еще долго мое
настроение оставалось изменчивым и неопределенным. Окончательно я успокоился
лишь тогда, когда мы приблизились к мосту и обнаружили, что он цел. Мы
переправились через мост и сразу же разрушили его. И только тогда я
почувствовал... но я не могу описать, что я почувствовал. Чтобы понять мои
чувства, надо все испытать самому.
Мы долго прислушивались, стараясь уловить шум погони. Мы думали, что
настоящий капитан Раймон, вернувшись с задания, мог подать мысль, что отряд,
ошибочно принятый за его собственный, был войском Девы из Вокулера. Но,
видимо, капитан задержался, так как с того берега реки не доносилось ни
единого звука, кроме унылого завывания ветра.
В шутку я сказал Жанне, что она собрала обильную жатву похвал,
предназначенных капитану Раймону, и когда тот вернется, вместо похвал
соберет богатый урожай проклятий от своего возмущенного командира. Жанна
ответила:
- Несомненно, будет так, как ты говоришь. Командир принял чужой отряд
за свой и в ночное время не спросил пароль. Он расположился бы лагерем, не
сообразив, что нужно разрушить мост, если бы ему не посоветовали. А
известно, что никто так не склонен обвинять других, как тот, кто сам в
чем-нибудь проштрафился.
Бертран рассмеялся, выслушав пояснения Жанны, сказанные так, будто ее
совет разрушить мост был ценным подарком для вражеского офицера и спасал его
от непростительного промаха. Затем Бертран с восхищением отозвался о
находчивости, с какой Жанна обвела вокруг пальца этого человека, и притом ни
разу не солгала ему. Это смутило Жанну.
- Он был сам в заблуждении, - сказала она. - Я избегала лжи, ибо это
нехорошо. Но если моя правда обманула его, следовательно, она является
ложью, и в этом я виновата. Да простит мне бог мое прегрешение!
Мы убеждали ее, что она поступила правильно, доказывая, что в случае
опасности и военной необходимости, ради пользы правого дела и во вред врагу,
обманы разрешаются. Однако это не убедило Жанну, и она придерживалась
мнения, что если даже правому делу угрожает опасность, все равно надо
прибегать к честным средствам.
В связи с этим Жан заметил:
- Но ведь ты, Жанна, сама сказала нам, что идешь присматривать за женой
дяди Лаксара. |