У Кристы расширились глаза. Кто этот мужчина? Она его не знала. Она толковала с ним о браке и о детях, и тем не менее он для нее совершенный незнакомец.
— Питер, не будь таким завистливым. Ты блистательный писатель. А я заключаю лучшие в мире сделки. Ты же не можешь быть и тем и другим.
— Ты ничего не поняла. Ты просто совершенно меня не понимаешь! — Голос его был полон горечи.
— Да, я не понимаю, как человек может соглашаться, чтобы ему платили вдвое меньше, чем он стоит. Да и кто способен это понять?
Питер поднялся.
— Ты посмела… — выговорил он сквозь сжатые зубы. — Ты посмела отправиться в Нью-Йорк к такой крысе с помойки, как Хеллер, из такой низкопробной фирмы, как «XX век», и ты посмела… посмела… сказать ему, что я готов валяться вместе с ним в грязи, в канаве за несколько миллионов несчастных долларов! Ты ни в чем не разбираешься, кроме денег, Криста. Это настоящее извращение. Низкое, грязное, отвратительное извращение. Тебе нужно лечиться от этого. Я люблю свой труд. Я люблю свое искусство. Я пишу не для того, чтобы делать деньги. Я пишу потому, что должен писать. Для тебя это звучит странно, но другим художникам это понятно. Хеллер и его «XX век» — это литературные проститутки… Они хуже проституток, потому что не доставляют никому удовольствия. Единственное, чем они занимаются, это гребут деньги. Если бы мне пришлось издаваться у Хеллера, я бы отрубил себе пальцы, причем сделал бы это с радостью. А ты, у меня за спиной, пошла просительницей к этому антихристу-издателю и предложила ему меня за чечевичную похлебку. Никогда, сколько буду жить, я не прощу тебе этого.
Криста встала. Многое можно было бы сказать, о многом пожалеть, но…
— Не забудь, — сказала она, — прежде чем вернешься в Ки-Уэст, вытереть с лица следы моей любви, ты, эгоцентричный, напыщенный, самоуверенный подонок!
47
Звонок раздался по его личному номеру. Он поспешно схватил трубку. Он знал, у кого имеется этот номер.
— Джонни.
— Да.
— Ты знаешь, кто говорит?
— Да.
— Хорошо, слушай. Твоя девка получила упаковку. Мы хотим, чтобы ты вызвал ее. Позвони ей. Скажи, чтобы она вылетела в среду рейсом номер пятьсот пятнадцать «Америкэн эрлайнз» из Мехико в Майами. Пожалуйста, повтори.
Джонни Росетти нервно проглотил слюну. Облизнул губы, чтобы хоть немного увлажнить их.
— Упаковка у нее. Рейс пятьсот пятнадцать «Америкэн эрлайнз». Мехико — Майами. Среда.
— О'кей. Дальше вот что. Пусть твоя девка сделает так, чтобы объект непременно встретил этот рейс. Как ты это обеспечишь, твоя забота.
— Я могу это устроить, — сказал Джонни.
— Хорошо. Это все, что от тебя требуется. Капкан установлен. Когда эти две девицы встретятся в Майами, с твоими проблемами будет покончено.
— Спасибо, спасибо вам…
Однако линия связи уже была мертва. Джонни откинулся в кресле, и на его лице страх смешался с возбуждением. Теперь пути назад не было. Наступил эндшпиль. Остались только месть и ужасная цена, которую он платит за нее.
Джонни встал и подошел к бару. Вытащил графин и налил в стакан на четыре пальца виски. Одним махом проглотил и выдохнул воздух, когда теплая волна алкоголя обожгла пустой желудок. Потом вернулся к своему письменному столу и набрал номер отеля «Хилтон» в Мехико. Посмотрел на часы. Было шесть часов. Есть надежда застать ее в номере.
— Мона? Это Джонни.
— Привет, Джонни, привет, детка. Как ты? Так приятно услышать твой голос!
— Да. |