- А вы просили его писать?

- Наказывал: как приедешь, обязательно напиши.

- В Алуште были у него знакомые или рассчитывал на автостоянку?

- Говорил, там платная стоянка у самого моря. Если не устроится, то в Ялту или в Севастополь.

- Много вещей взял с собой?

- Не очень. Ну, чемодан да еще магнитофон... Японский у него, - не удержался, чтобы не похвастаться, - там, за границей, купил.

- Никуда не собирался заезжать?

- Говорил: на следующий день - в Крыму.

- А может, девушка?..

- Если бы так... - махнул рукой Максим Сидорович. - Жене уже под тридцать, а не женат. Я ему: так всю жизнь прозеваешь, вон какие по Крещатику шлендрают, а он: успею. Не очень интересовали его девчата.

- А Женя их?

- Почему бы нет? Парень, хотя и помешался на чертежах, собою видный, весь в мать, а она в первых арсенальских красавицах ходила. Рано померла, когда Женя десятый кончал. Не успела и сыном погордиться.

Я подумал: неизвестно, что тяжелее: не успеть погордиться сыном или пережить его, а боль, которую, возможно, узнает этот симпатичный старичок, будет невероятной. Спросил:

- Значит, кроме японского магнитофона, у вашего сына никаких ценных вещей не было?

- Одежда, - ответил старик, - летняя одежда, всякие там трусы, майки... Ну, свитер на всякий случай...

- Какой фирмы магнитофон, не помните?

- Почему не помню, я все помню. "Соня" - вот как! Женя еще говорил: один из лучших магнитофонов в мире, но что же это за лучший, когда испортился?

- Что же с ним случилось?

- Я в этом не очень... Со звуком что-то. Женя хотел в Крыму где-то починить.

Я попросил Максима Сидоровича показать фотографии сына. Он охотно засеменил в соседнюю комнату, притащил альбом с аккуратно заправленными снимками. Их было тут много, начиная от голого младенца и кончая алжирскими: Евген Максимович в шортах и расстегнутой рубашке на фоне какой-то экзотической растительности, потом в трусах на берегу Средиземного моря.

Отобрав две фотографии, я попросил старика одолжить их нам - нужны для розысков его блудного сына; как только найдется, вернем.

Посеяв таким образом зерно надежды в стариковской душе, я распрощался с Максимом Сидоровичем далеко не так оптимистично настроенный, как он.

Следующий визит - в районную автоинспекцию. Здесь начинаются операции, связанные с продажей автомобилей, здесь машины должны пройти технический осмотр, после чего их владельцы получают соответствующий документ для городской ГАИ. Итак, две недели назад, а точнее четырнадцатого июня, здесь видели Евгена Максимовича Бабаевского или человека, снимавшего с учета его "Волгу". Я даже знаю, кто именно видел этого человека: на справке, которая хранится в городской ГАИ, стоит подпись автоинспектора - младшего лейтенанта Павла Харченко.

Младший лейтенант предупрежден о моем посещении и, хотя сегодня ему тут нечего делать, скучает в темноватой комнате, заставленной обшарпанными столами и шкафами с картотекой и номерными знаками.

Мы здороваемся, и младший лейтенант предлагает мне самое удобное место в комнате: кресло за столом, очевидно, начальника районной автоинспекции. Я отказываюсь и примащиваюсь на стуле напротив него, не потому, что такой скромный, просто отсюда мне ближе к Харченко.

Я хочу, чтобы младший лейтенант припомнил все, что может припомнить, а для этого надо заглядывать ему в глаза, кроме того, вероятно, существует какая-то незримая связь между людьми, и я почему-то уверен: чем ближе люди друг к другу, тем легче осуществляется эта связь.

Просительно заглядываю в глаза Харченко и спрашиваю:

- Две недели назад у вас снимали с учета белую "Волгу" номерной знак "КИФ 22-35". Помните этот случай?

Младший лейтенант хмурится и смотрит на меня настороженно:

- У нас, знаете, каждый день.