— Черт! — пробормотал он, наклоняясь за горстью снега, чтобы унять боль от ожога. А потом он посмотрел на меня и сказал: — Это мощная черная магия. Интересно, Лиам нашел кого-то, кто сотворил ему это проклятье, или сам научился этому.

Он говорил легко и непринужденно, но я заметила его неподдельный интерес. Лукас сделал шаг вперед, держась за спину своего коня и не сводя глаз с рыцаря на снегу — как будто он был вампиром, а рыцарь — распятием.

— Это проклятье требует, чтобы его поддерживали. Так что если Лиаму сотворила его колдунья, то ему нужно было неоднократно возвращаться в Германию, — продолжал говорить Лукас. Я вспомнила, что если верить списку Бена, Лиам несколько раз летал в Германию, но промолчала.

— Бен рассказал мне о пяти мертвых рыцарях-лебедях, упавших с неба на похоронах, — сказал Лукас. — Лиам пригрозил, что если что-то случится с ним, пятеро из нас умрет в день его похорон. Это единственная причина, почему они не пошли за ним, чтобы вернуть лебединую песню. Отлично придумано. Что можно сказать о таком человеке? Умный — безусловно, но можно ли назвать его после этого добрым, благородным и порядочным, а? Как считаешь?

— Я тебе не верю, — сказал я сухо, прежде чем вызволить рыцаря из снега и залезть в машину. Ключи все еще были вставлены в замок зажигания. Я повернула их, и двигатель внезапно ожил, словно и не было ничего. Я вырулила на дорогу и поехала прочь, не сводя глаз с Лукаса и его коня в зеркале заднего вида, пока не повернула за угол на дорогу и не потеряла их вовсе из виду.

Глава 19

Разлука влюбленных

Я хотела все-таки попасть на озеро, но взглянув на светящиеся часы на приборной панели, с удивлением обнаружила, что уже пять часов утра. Не может быть?! Я провела в лесу не больше часа. Я сверилась с наручными часами, они показывали то же самое время. Вот оно, доказательство того, что время в горах иногда и правда течет по-другому. Мне показалось, что я плутала всего час с того времени, как перестал заводиться двигатель, а на самом деле прошло целых пять часов.

Мне не хотелось больше блуждать, поэтому я решила, что проще вернуться в Фюссен и найти гостиницу, чем искать озеро. К счастью, главная дорога была именно там, где сказал Лукас, и мне было очень легко найти путь назад, словно я никогда и не сбивалась с него.

Какое же это было облегчение, наконец-то пробраться на цыпочках в свой номер. Я изнемогала от усталости. Мои джинсы все вымокли от снега. Но я не полезла сразу в постель, а уселась за стол и разложила перед собой пять лепестков. Черные розы уже несколько раз являлись мне, но изнутри этой, последней лилась прекрасная песня. По словам Бена, лебединую песню можно было превратить в любой предмет, и теперь, кажется, я знала, во что именно она была превращена — это должна была быть черная роза. Я ощутила крошечный прилив торжества, по крайней мере, теперь мне было известно, что нужно искать. И буквы на лепестках что-то значили, лишь бы удалось расставить их в правильном порядке.

Я сидела и составляла из лепестков различные варианты: ИРЖПА, ЖПАРИ, ЖИРАП, ПРИЖА, РАПИЖ, ЖПИРА... Спустя полчаса я, раздосадованная, откинулась на спинку кресла. Не было таких слов. Может, у меня не хватало какого-то лепестка, или нескольких. Ведь я только-только собрала их, когда на поляну ворвался Лукас и утащил меня на своем коне. Я легко могла их обронить...

Но потом я увидела его — единственно-верное слово, которое можно было составить из этих лепестков. Я подалась вперед вся в нетерпении и разложила лепестки правильно. Посмотрев на работу рук своих, я улыбнулась. Как там говорил Лукас: лебединая песня сама пыталась общаться со мной? По какой-то неизвестной мне причине, она хотела, чтобы я нашла её.