Этот безупречный человек имел все же один недостаток, даже порок, являющийся, впрочем, оборотной стороной добродетели: он был чистоплотен до педантизма, до такой степени, что не мог позволить одежде снашиваться!

По утрам он проводил несколько часов за выбиванием, чисткой и утюжкой доставшегося ему от отца черного фрака. Отец Жедедьи был скромным судебным исполнителем в маленьком городке Шамбери. Фрак — это было все, что сын от него унаследовал, все состояние, одним словом, вся легитимная собственность месье Жаме.

На первый взгляд фрак судебного исполнителя должен был походить на своего хозяина — протертый на деревянных скамьях коридоров судов, лоснящийся от постоянных тесных соприкосновений с одеждой толпящихся в залах суда собратьев по профессии, пооборвавшийся в жарких схватках при арестах движимого и недвижимого имущества. Место ему было в мешке старьевщика. Но честный чиновник, взыскуя добропорядочности, а не выгоды, ухитрился в течение всей своей жизни заключать только разорительные сделки. После его смерти не нашли ни ренты, ни акций Северной железной дороги, ни ценных бумаг Лондонского, Амстердамского или Берлинского банков. Всякого рода кредиторы, налоговзыматели и прочие мздоимцы, как мухи на мед, налетели на открывшееся наследство: булочники, мастера погребальных дел, мясники, портной, нотариус — все, словно туча саранчи, набросились на мебель, которая еще украшала скорбное жилище. Бедный наследник, жалкий и явно обойденный судьбой, принуждаемый законом представлять усопшего, не придумал ничего лучше, как надеть на себя засаленный и брошенный было за изношенностью фрак.

После регистрации наследства, став законным владельцем отцовского фрака, Жедедья Жаме как заботливый и набожный сын поручил лучшему местному портному его перелицевать. Тот, возвращая новому хозяину отреставрированную одежду, шедевр портняжного искусства, сказал с тонкой улыбкой мастерового, часто имеющего дело со старьем:

— Месье Жедедья, этот фрак вас переживет, если только не порвется раньше!

Наш герой так испугался открывшейся перспективы своего близкого конца, что весьма остроумно ответил ухмылявшемуся хитрецу:

— Думаю, он все-таки порвется!

Этот портной был немцем, родом из Гарта в Померании и почерпнул на берегах Одера свои свежие остроты, коими он так славился.

Жедедья Жаме незамедлительно облачился в обновленное отцовское наследство, и, когда, несколькими годами позже, получив еще одно от своего кузена, отважного аэронавта, свалившегося с высоты в три тысячи метров, он предложил мадемуазель Перпетю Тертульен сердце и рукав своего фрака, ее взволнованная семья охотно приняла его в свое лоно. С того времени каждый вечер он заботливо складывал вчетверо предмет туалета, коему был обязан счастьем, и каждое утро вновь в него облачался, дабы заняться обычными делами.

Но каковы же были его заботы о фраке, или, вернее, каковыми они не были? Чего он всеми силами избегал?

Он не терпел, когда какая-нибудь неделикатная муха своим тонким хоботком рылась в глубинах этого допотопного Эльбёфа; впрочем, бедное насекомое, по высоконаучному выражению юного Франсиса, не нашло бы там ни зернышка, ни червячка. Мы же возьмем на себя смелость предположить, что она нашла бы на куртке юного Жаме соседку, с которой бы могла поделиться своими неудачами.

Месье Жедедья ничего не снашивал, кроме щеток для одежды.

Аккуратно надев фрак с помощью годами отработанной геометрии большого и указательного пальцев, Жедедья изящно приподнимал обшлага, чтобы выпустить наружу манжеты сорочки, затем ловким и деликатным щелчком сбивал одному ему видимые пылинки с отворотов, воротника и фалд.