Зайдя внутрь и задвинув засов, эали устало растянулся на лавке и вытащил из сумки кусок мяса, принявшись жевать. Было холодно, тонкая ткань совершенно не грела, однако Фирош побаивался разжигать очаг, чтобы не привлечь случайно излишнего внимания. Не страшно, настоящие холода ещё не пришли. Магистры прибудут через день-другой, за это время он не замёрзнет.
Жуя мясо, эали подивился, какая снаружи царила тишина. Молчали птицы, не переругивались между собой за добычу ночные хищники. Словно лесок покинула всякая живность. Не так давно Фирош мог бы счесть место жутковатым, но теперь он понимал, что такое настоящий ужас. Да и вообще, лишившись ушей, его слух уже был не столь остёр как прежде, так что он вполне мог просто не слышать мелодию лесной жизни, сидя за бревенчатыми стенами.
Закончив с солониной, парень потянулся за флягой и обмер. Рука начала мелко трястись. Он ощутил то, чего надеялся уже никогда не ощущать — липкий, давящий страх, сжимающий тисками саму душу и нарастающий каждую секунду. Замерев, он напряг слух как мог и резко похолодел. К его убежищу кто-то шёл. Без спешки, уверенно и не скрывая присутствия, так как уже скоро Фирош слышал шаги без особых усилий.
Не зная, что делать, он попытался вжаться в стену. Сердце колотилось как безумное и по телу ручьями бежал ледяной пот. Едва он решил, что оставил мучения и страхи позади, как они вновь настигли его. И вокруг уже не было никого, кто мог бы помочь. Всё происходящее выглядело как дурной сон и нелепый кошмар, и Фирош едва не закатился истерическим смехом. Может быть, он и правда спит? Это слишком нелепо, чтобы быть реальностью!
Громкий стук в дверь обрушился на его разум словно набат, спутывая мысли и заставляя сердце стучать ещё лихорадочнее в тщетных попытках пробить себе путь из груди. Дёрнувшись, Фирош едва не слетел с лавки и задрожал, поняв, что наделал шуму.
— Туууук-тууууук, — протянул нараспев насмешливый голос, который он никогда более не хотел бы слышать. — Есть кто дома?
Разменная фигура. ИнтерЛЮДия
— Мы не виделись с вами около пяти лет, генерал, но вы ни капли не изменились — всё столь же возмутительно юны, — улыбнулся девушке незваный гость её штабной палатки. — Даже не знаю, благословение это или проклятье, не иметь возможности обладать зрелой красотой? Как вы сами думаете?
— Я думаю, что зрелая красота имеет свойство быстро превращаться в дряблый мешок для костей и болезней, — неохотно улыбнулась хозяйка шатра. — Так что юность — это отличная пора, чтобы провести в ней жизнь. Что думаете, протектор Фальт? Вы ведь успели испробовать все вехи возраста, поделитесь своим опытом.
Сидящий перед ней старик ничем не выказал, что шпилька его как-то задела, и лишь усмехнулся:
— Боюсь, для меня пора дряхлости ещё не настала, так что мой опыт далёк от всеобъемлющего.
И тут собеседник не лукавил. Несмотря на почтенный возраст и основательно поседевшую бороду, в зелёных глазах старика пылал хищный огонь, а крепкое тело не давало даже одного намёка на дряблость. В каждом движении, даже самом небрежном, ощущалась звериная плавность и готовность взорваться стремительной атакой на любую угрозу.
Райда откровенно недолюбливала протектора. Пожалуй, никто, кроме Императора, не понимал, что творится у него в голове. Его действия и решения порой выглядели совершенно непоследовательными и нелогичными, словно тот действовал исключительно по настроению, руководствуясь лишь импульсом. И, по мнению девушки, для человека с подобным характером Фальту даровали слишком много свободы в действиях и решениях, ибо тот не подчинялся никому, помимо императорской четы.
С другой стороны, она признавала, что его право силы позволяло так себя вести. Имей Фальт политические амбиции, он уже давно мог бы захватить фиарнийский трон при помощи своего клинка. |